— Едва ли они сочетались браком по всем правилам. — Анну незадачливая семейная пара интересовала сильнее, нежели освобождённый отцом невольник.
— Мне тоже в это мало верится. — поддержал дочь Фальконер, — Ну, может, они прыгнули через метлу, или как там заведено у простого люда в подобных случаях.
Старбак уставился к себе в тарелку, чувствуя, как горят его уши. Обед состоял из варёного бекона, подсохшего кукурузного пирога и жареного картофеля. Присутствовали за столом четверо: Фальконер с детьми да Старбак, и главной темой разговора, конечно же, было нападение Труслоу на Роберта Деккера.
— Куда же делась Салли? — недоумевал Адам.
— В Ричмонд подалась. — предположил его отец, — Непослушных дочерей почему-то тянет в Ричмонд.
Он бросил на Анну многозначительный взгляд:
— Вероятно, нашла работу. Едва ли что-нибудь достойное…
Анна залилась румянцем, а Старбак подумал, что Итен Ридли ведь тоже сейчас в Ричмонде, но спросил другое:
— А с Труслоу-то что?
— Ничего. Он полон раскаяния, Я посадил его в палатку под стражу и посулил десять казней египетских.
Собственно, арестовывал Труслоу и грозил ему майор Пилхэм, однако Фальконер не относился к людям, которых заботят подобные мелочи. Полковник зажёг сигару:
— Труслоу, спустив пар, сделался кроток, как агнец, и требует, чтобы Деккера перевели в его роту, а я не против. У Деккера там уже служит кто-то из родственников. Анна, милочка моя, ты не могла бы утихомирить своих любимцев?
— Нет, папа. — нахально ответила она и швырнула очередной кусок булки с подливой в собачью кучу-малу, — Раз уж речь зашла о прыжках через метлу, спешу тебя огорчить: ты пропустил свадьбу Птички-Дятла.
— Как я опечален! — ухмыльнулся Фальконер, — Они тоже скакали через веник?
— К сожалению, обошлись без этого, а жаль. Мосс был нудным, как всегда, зато Присцилла цвела. Дядя Птичка-Дятел на нас дулся, за что был полит дождиком и утешен шестью бутылками вина, которые мама передала для свадебного застолья.
— Нашего лучшего вина. — с каменным выражением лица уточнил Фальконер.
— Откуда ей знать? — вступилась за мать Анна.
— Знает. — вздохнул отец.
— А ещё на дядиной свадьбе пели школьники. Папа, можно, на моей свадьбе школьники петь не будут? Особенно близнецы Томсоны?
— Тебя будет венчать преподобный Петеркин в ричмондском соборе святого Павла. Там Томсонов не будет.
— В сентябре, хорошо? — с надеждой воззрилась на отца Анна, — С мамой я говорила, она не против. Нужно твоё благословение.
— Сентябрь? — пожал плечами, — Пусть будет сентябрь.
— А почему сентябрь? — полюбопытствовал Адам.
— Война же уже закончится, — обезоруживающе просто объяснила Анна, — а позже задуют эти ужасные ветры с Атлантики, и мама хочет, чтобы мы к октябрю были в Париже. Перезимуем в Париже, весной поедем на воды в Германию. А ты нас навестишь, Адам?
— Я?
— Ну да. Итену будет не так скучно.
— Ты можешь путешествовать в форме, Адам. — полковника планирующийся отъезд семейства в полном составе ничуть не тронул, — Твоей матушке понравится. В парадном мундире, с саблей, кушаком, медалями, а? Пусть европейцы знают, что мы на Юге не лыком шиты.
— В форме?
— Да. — полковник отложил салфетку, — Ты найдёшь её в своей комнате. Надевай и приходи ко мне в кабинет, подберём тебе саблю. И тебе, кстати, Нат, тоже. Офицер без сабли — не офицер.
Секунду или две Адам молчал. Его лицо стало напряжённым, а взгляд сосредоточился в одной точке. Старбак испугался, что его друг сейчас встанет и выложит отцу все те мысли относительно войны и своего в ней участия, которыми он делился у реки. Затем Адам глубоко вздохнул и произнёс тихо:
— Ладно.
У Старбака отлегло от сердца.
Начало лета выдалось насыщенным. Это были дни смеха, усталости, боли в мышцах, надежд, обветренных лиц и пороховой гари. Легион упражнялся в стрельбе, пока плечи не превращались в сплошные синяки, физиономии не чернели от сотен сгоревших у самых глаз капсюлей, а во рту не становилось кисло от сотен раскушенных бумажных патронов. Они учились примыкать штыки, отрабатывали построение в линию, а против кавалерии — в каре. Они привыкали к ремеслу солдата.
Они привыкали спать, где придётся; они привыкали пробегать десятки километров по пышущим жаром дорогам. По воскресеньям, выстроившись квадратом, они слушали полевую обедню и пели псалмы, из которых чаще других исполнялся «Сойдись в ярой схватке», а вечером, когда многие вспоминали оставленные дома семьи, — «О, благодать». Вторую половину дней будней каждый заполнял по собственному вкусу и разумению: кто-то молился или читал Библию, кто-то играл в карты или наливался спиртным, благо разносчики из Шарлоттенбурга и Ричмонда наладили торговлю выпивкой из-под полы. Если такого ловкача прищучивал майор Пилхэм, запас алкоголя бился на глазах у его понурого владельца. Полковник был настроен гораздо либеральнее.