— Полковник мог бы войти в их положение и сразу отпустить Джо, — продолжил Бёрд, — Война не для книжных мальчиков, война для таких, как Труслоу.
— Потому что Труслоу не жалко? — предположил кто-то из сержантов.
— Потому что для Труслоу насилие — образ жизни. А нам предстоит насилию учиться, и в учёбе этой любая оценка ниже «отлично» — смерть.
Присцилла перекусила нитку:
— Мне интересно, куда подевалась дочь Труслоу?
— С тобой она не встретилась, Старбак? — повернулся к юноше Бёрд.
— Со мной? — удивился тот.
— Спрашивала тебя, по крайней мере, — Бёрд наклонил голову к плечу, — В ту ночь, когда приезжала сюда.
— Как так, Нат? — заинтересовался Адам, — Ты ведь божился, что с ней незнаком?
— Незнаком. Может, видел у Труслоу. — Старбак был благодарен сгустившимся сумеркам, скрывшим то, как он краснеет, — Мы и словом не перекинулись.
— А она искала тебя или Ридли, как старых знакомых, — сообразив, наконец, что сболтнул лишнего, Бёрд сменил тему, — Сержант Хоуз, вы принесли флейту? Может, сыграем что-нибудь? Моцарта, к примеру?
Старбак слушал музыку, но удовольствия от неё не получал. Он только-только начал приходить в себя, вновь обретя душевное равновесие. Его настроение перестало прыгать от чёрной тоски до истеричного веселья, и дни, заполненные тренировками, укрепляли в нём спокойную уверенность в себе и своём будущем. И вдруг всё рухнуло. Весть о том, что Салли Труслоу искала его, потрясла Старбака, воскресив, казалось, навек похороненные безумные грёзы и надежды. Искала, но не одного его. Может, не найдя Старбака, Салли отыскала Ридли? Надменного самовлюблённого сукина сына Ридли?
Утром следующего дня Старбак пришёл к Итену Ридли. За минувший месяц они едва ли перебросились парой фраз, разве что по службе. Очень уж разнились их интересы, а, соответственно, и круг общения. К Ридли прибились молодые офицеры, полагавшие себя бесшабашными повесами, кутилами и сорвиголовами. Собиравшихся у Бёрда они презирали.
Ридли валялся на койке, отлёживаясь после бурно проведённой в таверне Грили ночи. Его дружок, лейтенант по фамилии Мокси, сидел на второй кровати и, сжимая раскалывавшуюся от боли голову руками, тихонько постанывал. Ридли тоже застонал при виде Старбака:
— Преподобный! Пришёл прочесть мне отходную? Вовремя. Похмелье вот-вот доконает меня!
— Надо поговорить.
— Валяй.
Солнечный свет, пробиваясь сквозь парусину стен и потолка палатки, придавал коже Ридли мертвенную желтизну.
— Наедине поговорить.
— Мокс, выйди.
Лейтенант провыл:
— Да говори, Старбак, не стесняйся. Мне сейчас не до тебя и твоих дурацких секретов.
— Выйди, пожалуйста. — вежливо попросил Старбак.
Мокси покосился на Старбака, увидел решительно сжатые губы северянина и пожал плечами:
— Ухожу, ухожу. Секретничайте. О, Боже!
Последнее восклицание вырвалось непроизвольно, когда яркое солнце ударило лейтенанту по глазам.
Ридли сел и потянулся к сапогу, в котором по ночам держал курительные принадлежности:
— Что-то мрачен ты, преподобный. Неужели неугомонный Пилхэм затеял марш-бросок до Роскилла и обратно? Коли так, скажи ему, что я заболел. — он закурил и взглянул на Старбака красными от лопнувших сосудов глазами, — Ну, давай, Старбак. Жги меня глаголом.
— Где Салли?
Когда он шёл к Ридли, то собирался выведывать, что тому известно, исподволь, но, оказавшись лицом к лицу, не нашёл ничего лучшего, чем спросить в лоб.
— Салли? — Ридли поднял брови в притворном удивлении, — Кто такая Салли?
— Салли Труслоу. — объяснил Старбак, уже жалея о том, что устроил этот нелепый допрос.
Ридли выдохнул облако дыма:
— Ты перемолился, преподобный? С чего тебе взбрело, что я могу знать, где Салли Труслоу?
— Потому что она поехала в Ричмонд к тебе. И мне это известно доподлинно.
Относительно доподлинности Старбак преувеличил. Бёрд, которого юноша тишком расспросил, признался, что дал Салли ричмондский адрес Бельведера Делани.
— Поехала, да не доехала, преподобный. Но, допустим даже, что доехала. Тебе какое дело?