— Не слышу тебя, Анна. Ты можешь говорить громче?
— Ты — значительная, мама!
— Не кричи. — Мириам Фальконер поморщилась и приложила пальцы к вискам, пояснив Старбаку, — Я, мистер Старбак, нездорова.
— Жаль слышать, мэм.
— Не так близко, Анна. — миссис Фальконер отвела от щеки веер и откинула вуаль.
Выглядела она, с некоторой долей вины подумалось Старбаку, чрезвычайно хрупкой и чрезвычайно привлекательной. Понятно было, почему юный Вашингтон Фальконер влюбился без памяти в дочь почтмейстера из Роскилла и женился на ней вопреки воле родителей. И её краса казалась ещё удивительнее, стоило лишь вспомнить, что Мириам Бёрд — сестра нескладного Таддеуса Бёрда, которого красавцем можно было назвать лишь в издёвку.
— Как вам в Виргинии, мистер Старбак?
— Нравится, мэм. Ваш муж очень любезен.
— Я давно позабыла, что Вашингтон может быть любезен.
Чтобы разобрать её слова, Старбаку пришлось наклониться. В палатке пахло свежескошенной травой, духами и камфарой. Последний запах, как предположил Старбак, исходил от платья миссис Фальконер. Камфара, очевидно, использовалась в качестве средства против моли. Близость к матери друга заставляла Старбака нервничать. Как у трупа, внезапно сообразил он. Кожа у неё была белой и гладкой не как у девочки, — розовощёкой, кровь с молоком, а как у трупа.
— Адам признался, что вы с ним — лучшие друзья. — произнёс труп.
— Горжусь этой дружбой, мэм.
— Разве дружба выше сыновнего долга? — подпустила она, как кошка, коготки.
— Мне трудно судить. — ушёл от ответа Старбак.
— Ближе, Анна. Ближе. Ты хочешь, чтобы я здесь умерла от жары? — Мириам Фальконер поджала бледные губы, — Никогда не задумывались, мистер Старбак, сколько горя вы принесли вашей матери?
Старбак решил, что самое время тоже показать зубы:
— Моя мать, мэм, не уставала мне об этом напоминать.
Мириам Фальконер уставилась на юношу, не мигая. Она словно оценивала его, и оценка была явно не в его пользу.
— Не так близко, Анна. Ты меня поцарапаешь. — Мириам Фальконер отстранила веер на пару сантиметров от лица. На тонком пальце поверх чёрной кружевной перчатки она носила перстень с тёмным камнем. К груди, рядом со спускавшимся с шеи ожерельем из чёрных жемчужин, была приколота брошь.
— Я полагаю, — вынесла вердикт миссис Фальконер, — что вы, мистер Старбак, авантюрист.
— Это плохо, мэм?
— Это эгоистично.
— Мама… — попытался вмешаться Адам, но мать оборвала его:
— Твоего мнения, Адам, я не спрашивала. Анна, веер ближе. Мистер Старбак, авантюристы ненадёжны.
— Многие люди, мэм, которым в надёжности не откажешь, не чуждались авантюр. Отцы-основатели, например.
Мириам Фальконер пропустила его шпильку мимо ушей:
— Прискорбно, ведь я вынуждена вверить жизнь моего сына вам, мистер Старбак.
— Мама, пожалуйста… — вновь встрял Адам.
— Если мне потребуется знать твоё мнение, Адам, будь уверен, я тебя спрошу. А пока помолчи. — когти были выпущены, острые и блестящие, — Я бы не хотела, чтобы вы впутали моего сына в какую-нибудь авантюру. Я была бы счастлива, оставайся он на Севере с миротворческой комиссией. К сожалению, его душу заполучила к себе партия войны. Партия, включающая и вас, за что я к вам не испытываю ни малейшей симпатии. Что ж, я умываю руки, мистер Старбак, и вверяю судьбу моего сына вам и моему легкомысленному супругу.
— Ваше доверие — честь для меня, мэм. — сказал Старбак, диву даваясь, как быстро с миссис Фальконер сползла маска болезненной дамы немного не от мира сего, и из-под личины выглянула властная мегера.
— Приятно было познакомиться, мистер Старбак.
Наверно, таким же тоном она выражала бы признательность хозяину бродячего зверинца, продемонстрировавшего ей какую-нибудь экзотическую тварь. Искренняя сердечность прозвучала в её голосе мгновение спустя, когда она простёрла руки навстречу Итену Ридли:
— Итен, мой дорогой! Как ни тщится Вашингтон отсылать тебя подальше от меня, ты здесь! После беседы с мистером Старбаком мне необходимо сбить оскомину. Садись, поболтаем, Анна уступит тебе стул.
Адам потянул Старбака прочь:
— Прости, пожалуйста. На неё иногда находит.
— Да ладно, Адам. У меня ведь тоже мать есть.
Вообще-то, Джейн-Эбигейл-МакФейл Старбак ничем не напоминала субтильную Мириам Фальконер. Она была рослой, полной, горластой и широкой во всём, кроме душевных качеств.
— Ей нездоровится. — оправдывался за мать Адам, — Страдает от какой-то болезни, что называется «невралгия».