— На Ридли.
— Хороший наездник, но Билли его уделает. — коротыш вперил в Старбака испытующий взор, — Слышал, что ты пытал Ридли о Салли?
— Кто вам сказал?
— Да весь чёртов Легион об этом гудит, сам Ридли и растрезвонил. Думаешь, он знает, где Салли?
— По его словам, нет.
— Ну, на нет и суда нет. — угрюмо подытожил Труслоу, — Что мог, я для дрянной девчонки сделал: дал ей кров, мужа и землю, чтобы добывать хлеб насущный честно. Не моя вина, что она выбрала иное. Однажды приползёт обратно, подыхая от сифилиса, да поздно будет.
— Мне жаль. — не зная, что сказать, выдавил из себя Старбак.
— Наплюй. Девчонку не жаль. Жаль, что у неё осталось кольцо моей Эмили. Без кольца там, за гробом, мне Эмили не найти.
— И без кольца встретитесь.
— Нет, парень, не встречусь. Я знаю, что говорю. — упрямо помотал головой Труслоу и кивнул влево, — Туда лучше глянь.
Билли Аркрайт опередил Ридли на три корпуса и, как тот ни нахлёстывал взмыленную кобылу, разрыв постепенно увеличивался.
Труслоу ухмыльнулся:
— Ридли может насмерть забить свою конягу, только ничего уже из неё не выжмет. Выдохлась. Давай, Билли! Жми!
Уверенный, что не просадил деньги зря, Труслоу растворился в толпе, не дожидаясь конца гонки. Аркрайт финишировал, оторвавшись от Ридли на целых пять корпусов. Фальконер торжественно вручил мальчишке пятьдесят долларов, однако тот, как оказалось, мечтал об иной награде:
— Вы видели, как я управляюсь с лошадью, полковник. Стреляю я так же. Возьмите меня в Легион!
Фальконер смутился:
— Не могу, Билли. Да ты не спеши, на твой век войн ещё хватит. Извини, не могу.
От места проведения скачек народ перетёк к «тянигусю». Гусей было четыре. С густо намасленными шеями они висели на высокой перекладине. Охотники, в основном, молодёжь, подпрыгивали, ловя извивающиеся, как змеи, головы на гибких шеях. Кто-то промахивался, у кого-то рука соскальзывала, а кому-то доставался чувствительный, порой до крови, удар клюва. Тем не менее, все четыре птицы, одна за другой, распрощались с белым светом, и счастливые победители с раскровянёнными до локтей руками понесли тушки домой.
К вечеру начались танцы. Когда стемнело, над «Семью вёснами» затрещали фейерверки. Шумело в небе, шумело и у выпившего вина Старбака в голове. После того, как среди звёзд потухли последние петарды, танцы возобновились. Старбак не танцевал. Он привалился к раскидистому то ли вязу, то ли дубу и смотрел на кружащиеся под бумажными фонарями пары: женщин в белых платьях с красно-синими лентами, кавалеров в серых мундирах.
— Ты не танцуешь. — раздался сзади тихий голосок.
Старбак повернулся и увидел Анну Фальконер.
— Нет, — подтвердил.
— А если я приглашу? — она протянула ему ладошку.
За спиной Анны сияли окна «Семи вёсен». Сияли таинственно и волшебно.
— Я провожала маму к постели. — объяснила Анна, — Опоздала к началу.
— Спасибо за приглашение. Увы, принуждён отказаться.
— Фу, как невежливо! — надула губы Анна.
Натаниэль виновато повёл плечом:
— Дело не в невежливости. Я не умею танцевать.
— Совсем-совсем? В Бостоне, что, люди не танцуют?
— Люди, может, и танцуют. Но не моё семейство.
Анна кивнула с пониманием:
— Да, мне трудно представить твоего родителя, отплясывающего котильон. Адам говорил, он безумно благочестив.
— То-то, что безумно.
— Бедный Нат. — пожалела его девушка.
Она следила за Итеном Ридли, кружащимся в паре с высокой хохотушкой, и на лице Анны отражалась досада, — Мама была зла с тобой.
— Уверен, у неё это вышло случайно.
— Да ну? — с иронией осведомилась девушка и покосилась на Старбака, — Она считает, что Адам из-за тебя рвётся на войну.
— Из-за меня?
— Ага. Она хочет оставить его здесь. Здесь его не убьют. А он ведь не может остаться. Как он будет сидеть в «Семи вёснах», зная, что другие дерутся с северянами?
— Адам не из таких. Адам не будет.
— Вот-вот. Мама не хочет этого понимать, — Анна повернулась к Старбаку. Глаза её блестели в свете фонарей, и косина была заметнее, — Так ты никогда не танцевал? Правда?
— Правда. Никогда.
— Хочешь, научу?
— Хочу.
— Можно прямо сейчас.
— Нет, пожалуй… Не сейчас.
Танец закончился. Кавалеры с дамами обменялись поклонами и реверансами. Капитан Итен Ридли отвёл партнёршу к столу, помог ей сесть и перебросился словечком с пожилым господином, очевидно, отцом хохотушки. Откланявшись, Ридли нетвёрдо пересёк лужайку и наткнулся на невесту со Старбаком. Предложив Анне локоть, он весело объявил: