— Туда можно подняться на машине? — спросил Нейт, когда они присели в канавке у дороги.
— Только до половины.
Вокруг них стоял темный лес. Деревья давали прохладную тень. Папоротники и травы расстилались красивым зеленым ковром. В воздухе пахло сосной и влажной землей. Фрэнки почувствовала, как спадает напряжение в теле.
Когда они добрались до самой тропы, дорога резко повернула направо. Нейт остановился, а Фрэнки продолжала идти вперед.
— А что там?
— Кладбище. Но там нечего смотреть.
Он пошел по дороге.
— Нейт? Давайте пойдем дальше. Нейт?
Ответа не последовало. Фрэнки слышала лишь звук его шагов и хруст случайных веток под ногами, поэтому, выругавшись, пошла за ним. Когда они подошли к знакомым каменным пилонам и воротам, сделанным в местном стиле из необработанного кедра, Фрэнки остановилась. Ворота служили преградой для машин, но пешеходы могли легко обойти их, что и сделал Нейт. Ворота открывались только во время похорон и во время периодической уборки.
Сбоку на старой, изъеденной временем цепи висел новый замок.
Положив руки на верхнюю перекладину, Фрэнки ощутила ладонями грубую кору. Впереди на плоской травянистой поляне рядами располагалось около двадцати серых сланцевых надгробий. Здесь не было ни склоненных ангелов, ни фигур Христа, ни склепов с куполами.
Только камни, отмечавшие те места, где лежали люди. Фрэнки знала, что ее похоронят здесь, так же как ее сестру, брата и, конечно, Большую Эм. Но что потом? Кто будет следующим? Она не спешила выйти замуж и обзавестись детьми. Алекс тоже. Кто знает, как поступит Джой.
Нейт остановился у могилы.
— На этой стоит 1827 год. Она самая старая?
— Нет. Это второй сын Чарльза Мурхауса Эдвард. Первый сын, Чарльз-младший, умер ребенком в 1811-м.
Он дотронулся рукой до покрытой мхом плиты.
— Эдвард умер совсем молодым. Ему было пятнадцать?
Фрэнки кивнула, и Нейт двинулся дальше. Он, видимо, специально обходил стороной землю перед надгробиями, как будто не хотел тревожить мертвых. Хотя Фрэнки не знала, где зарыты гробы, перед надгробиями или за ними. Когда умер ее дедушка, она была слишком маленькой, чтобы что-нибудь запомнить. А когда земле предавали ее родителей, она осталась дома. Спустя два года она наконец пришла сюда посмотреть, где они похоронены. Но все уже заросло травой.
Она подумала, что с тех пор ни разу не заходила за ворота.
Отчасти именно это стало причиной ее желания присоединиться к Нейту. Посмотреть вокруг, вспомнить лица с черно-белых фотографий, которые висели на стенах или хранились в кожаных альбомах. Фрэнки знала, что рано или поздно подойдет к двум надгробиям, приближение к которым причиняло ей такую боль, что она предпочитала оставаться за воротами.
Ее родители погибли в мае, во время шторма на озере. И тот прекрасный весенний день, когда их хоронили, запомнился Фрэнки с такой ясностью, что воспоминание заставило ее кашлянуть, чтобы убрать ком в горле. Солнце сияло с безотчетной яркостью, небо поражало безжалостной и прекрасной синевой. На деревьях порхали птицы, и повсюду, куда ни глянь, раскрывались бутоны. Но хуже всего были лодки на озере, скользившие по послушным волнам.
Глядя, как они проплывают мимо, она задумалась, отчего одним жизням суждено длиться и длиться, а другие обрываются в самой середине.
Прямо перед похоронами Фрэнки сказала Джой и Алексу, что ей нужно присматривать за апартаментами и она останется дома. Но это была не вся правда, и у Фрэнки возникло впечатление, что они это поняли. Она боялась, что будет выглядеть глупо, разрыдавшись во время церемонии. До дня похорон она не пролила ни слезинки. Это началось, когда в тот страшный вечер Фрэнки открыла заднюю дверь и обнаружила за ней двух местных копов.
Мужчины стояли под дождем с непокрытой головой и смотрели себе под ноги. К тому времени ее отец уже два часа как был мертв, а мать умерла чуть больше часа назад.
Фрэнки всхлипнула, услышав неловкие слова сочувствия, которые они произносили, и подумала, что уже никогда не перестанет плакать. Но потом вниз спустилась Джой. Фрэнки навсегда запомнила то выражение, которое увидела на лице сестры, когда девочка появилась в комнате. Ее лицо окаменело от ужаса. А потом Джой спросила, неужели у нее больше нет семьи. Тогда Фрэнки дала себе клятву. Она вытерла слезы и поклялась, что ее сестра не будет расти сиротой. Фрэнки понятия не имела, как она справится с этим одна, но решила, что первым правилом должно стать «больше никаких слез». Слезы означали страх, и нет ничего хуже для подростка, чем если тот, кто рядом с ним, расклеивается.