Теперь он тратил на подарки для них все свои деньги, так что у него часто было даже нечем заплатить за жилье. Он все так же не покупал себе новой одежды, но если раньше все его деньги уходили на пиво, то теперь он тратил их на подарки и на угощения для своих «малышек». Он все так же носил свой старый грязный макинтош, на его рубашке все так же не было воротничка, а его шляпа уже не выглядела такой чистой, как прежде.
Каждый день сразу после школы Альма и Джоанна бежали к автобусу и ехали в центр города, а спустя немного времени, улыбающиеся и запыхавшиеся, подходили к столику, за которым их поджидал Эрнст. Так проходили дни и недели, и когда Альма заметила, как сильно Эрнст дорожит их присутствием, как счастлив он их видеть и как он бывает печален, когда они не приходят (хотя теперь это случалось очень редко), она стала просить у него все больше и больше подарков, больше еды и денег. Но делала она это так по-детски наивно, что Эрнст, в своей блаженной забывчивости, ничего не замечал.
Однако некоторые из посетителей кафе, которые приходили туда каждый день, обратили внимание на то, что девочки просят его купить то или это, и что он безоговорочно выполняет их просьбы. Никому из них никогда в голову не приходило ничего подобного, и поэтому такая доброта показалась им крайне подозрительной, ведь они не способны были понять ее истинную причину. А он ни разу даже не подумал о том, в чем они его подозревали, ведь для него теперь эти две девочки были как родные дочери, как единственные близкие и любимые существа на свете.
Однажды Эрнст, едва начав есть, обратил внимание на двух хорошо одетых господ, сидящих за столом в нескольких ярдах от него. Они сидели на этом же месте и в прошлые дни, а так же вчера, но он перестал замечать их, потому что как раз в этот момент к нему подбежали Альма и Джоанна.
«Здравствуйте, дядя Эрнст! — весело воскликнули они. — Что у нас сегодня будет на обед?» Альма взглянула на меню, написанное мелом на стене, чтобы прочесть, какие блюда подавали в этот день.
Выражение его лица изменилось как по волшебству: если минуту до этого он был занят только едой, то теперь его глаза, губы и щеки светились счастливой улыбкой. «Все, что хотите», — ответил он.
«Но что сегодня подают? — раздраженно спросила Альма. — Я не могу разобрать их каракули!»
«Подойди к прилавку и попроси обед», — улыбнувшись, посоветовал он.
«А вы дадите мне денег?» — попросила она, протянув руку.
Джоанна молча стояла рядом: она не была такой уверенной, как Альма, однако на ее застенчивом лице отражалось беспокойство, поскольку она еще не могла понять, почему Эрнст дает им деньги. Она боялась, что однажды они подойдут к нему, а он с удивлением посмотрит на них и скажет, что ничего им не даст.
Он как раз закончил со старым мебельным гарнитуром и получил этим утром деньги за работу, поэтому смог вручить Альме пять шиллингов. Девочки направились к прилавку за едой. Когда они стояли у прилавка и ждали, пока их обслужат, два хорошо одетых господина, которые наблюдали за Эрнстом последние дни, встали и направились к нему.
Один из них заговорил, а второй стоял молча и смотрел. «Эти две девочки — ваши дочери или родственницы?» — спросил первый, кивнув в сторону прилавка.
Эрнст взглянул на него и улыбнулся. «Нет, — произнес он с нежностью в голосе, — они просто мои друзья, а что?»
Взгляд господина стал жестким, и он уточнил свой вопрос: «Друзья в каком смысле?»
«Просто друзья. А что случилось? Какое вам дело?» Он вздрогнул, смутно начиная чувствовать, в чем именно его обвиняют, но все же надеясь, что это ужасное обвинение — всего лишь ошибка.
«Не имеет значения, кто мы. Я только хочу получить ответ на свой вопрос.»
Эрнст слегка повысил голос, однако не осмелился взглянуть в глаза высокомерному господину, который стоял перед ним. «Что случилось? — воскликнул он. — Что вам от меня надо? Почему вы спрашиваете меня об этом?»
«Мы из полиции, — сухо заметил мужчина, — и нам сообщили, что вы даете этим девочкам деньги и сбиваете с верного пути!»
И тут Эрнсту все происходящее с ним показалось настолько нелепым, что он чуть было не рассмеялся — как на клоунаде или дешевой комедии. Все же он постарался скрыть ухмылку, потому что не хотел злить полицейских. Он попытался было что-нибудь сказать, однако почувствовал, что слова застряли у него в горле, и выходило только: «Но… но…» Он хотел бы все объяснить, потому что твердо знал, что ему не в чем было оправдываться, но не мог — и в его глазах постепенно стало появляться тупое, животное изумление.