29 декабря 1791 года в Яссах был подписан мир. Россия утвердилась на берегах Черного моря. Немалый вклад в эту победу внесли донские казаки.
Мир с Турцией не принес казакам желанного отдыха. Весной следующего года они были отправлены в Польшу. Но прежде дам последовать за ними на берега Вислы, вернемся сначала в столищу донских воинов Черкасск…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В поисках воли
ГЛАВА 3
Пугачев: народный герой
или злодей из народа?
Не дай нам Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный.
Имя и дела его стали одной из самих выдающихся страниц истории Отечества, деяний наших великих предков.
Емельян появился на свет в 1742 году в донской станице Зимовеиской, где родился его отец Иван и дед Михаила Пугач. Неизвестно, за что получил свое прозвище старый казак, но его внук оправдал унаследованную от предка фамилию — до смерти напугал и провинциальных помещике», и столичных дворян, и саму Екатерину II.
А начинал Емельян свою жизнь, вроде бы, как и многие его сверстники, не претендуя на какую-то особую роль даже в станице, не говоря уже о столице. Да и мог ли на что-то рассчитывать безграмотный недоросль, пусть энергичный и от природа очень сметливый? В четырнадцать лет он лишился отца, в семнадцать женился на Софье Недюжевой и чуть ли не из-под венца ускакал на войну с Пруссией. За «отменную проворность» взял его к себе в ординарцы полковник Илья Денисов. Но однажды Пугачев упустил коня командира. Тот пришел в ярость и приказал высечь юношу плетьми. Затянулись раны на спине, боль унижения, однако, осталась, застряла в сердце. Навсегда.
Вернулся казак из неметчины, пулей и саблей не тронутый. Занялся делами домашними. Хозяйство не поправил, но детьми обзавелся. Уходя на войну с турками, оставил в Зимовейской сына Трофима и двух дочерей — Аграфену и Христину.
С турками дрался Емельян отчаянно, пику держал в руке крепко, колол врага насквозь. В бою отличился и за храбрость получил чин хорунжего. Так бы и служить дальше, может быть, и до старшины дотянул, а то и выше поднялся. Ан нет, уже там, под Бендерами, прихвастнул он как-то товарищам, что саблю подарил ему его «крестный отец»… Петр Великий.
Выходит: уже тогда у него возникла дерзкая мысль подобраться к ступеням трона? Думаю, что нет. Пугачев просто пошутил в компании станичников. И казаки встретили шутку смехом. Можно сказать даже, что он случайно втянулся в водоворот последующих грозных событий. Все определила ситуация и склонность Емельяна к импровизации, игре, авантюре. А также понимание, что «ротмистры и полковники совсем уже не так с казаками поступают» и «по всей России чернь бедная терпит великие обиды и разорения». Правда, и до него было немало самозванцев, выдававших себя за Петра III, но все они, кнутом битые, каленым железом меченные, безвестно сгинули в снегах и лесах севера и Сибири. Наш же герой вошел в сознание народа как «великий государь», а в историю — как предводитель, вождь восстания. Талантлив был необыкновенно, оттого и получалось у него лучше, чем у других.
Надоела Емельяну служба царская. К тому же «весьма заболел — гнили грудь и ноги», сил почти не осталось: пика казалась тяжелой, саблю уже не мог занести за плечо, тем более, развалить противника до седла, как бывало раньше. Генерал отпустил хворого для лечения в Черкасск. В госпиталь лечь отказался. Стал просить об отставке — не дали. Возникла мысль — бежать. Первый раз «шатался по Дону, по степям две недели». С этого все и началось. А получи Пугачев отставку, не вышел бы из него «великий государь». Да и история России могла бы принять совсем другой вид; на многое повлиял раздутый им пожар — политику правительства, литературу, общественную мысль, дела и поступки людей.
Аресты чередовались с побегами. Иные из них были предерзкими. Уходил из-под стражи один и с охранявшими его солдатами. Скитался по Дону и Кубани, побывал в Малороссии и Польше, перебрался в Заволжье и на Урал. Выдавал себя за старообрядца, страдающего за веру, и «заграничного торгового человека», долго прожившего в Царь-граде ради вызволения русских людей из турецкого плена. Многое узнал о восстаниях крестьян, убедился, что на Яике «скорей, чем в другом месте, его признают и помогут». Однажды бывший гренадер, такой же, как сам он, отчаянный бродяга, сказал ему: