Конечно, Пугачев обещая крестьянам волю, а работным людям облегчение «от отягощения в заводской работе» и тем выражал объективно интересы трудящихся. Иначе не пошли бы за ним. Но пошли и шли, пока верили или «хотели верить», что он случайно избежавший смерти Петр III. А «хотели верить», пока он «рожу свою от них отворачивал». Стоило донским казакам присмотреться, убедиться, что ведет народ никакой не царь, а самозванец — стали разбегаться. Опасался Емельян Иванович разоблачения. Не мог он сокрушаться из-за того, что выдавал себя за покойного государя. Преувеличивали степень зрелости дремучего предводителя его просвещенные потомки, обремененные званиями писателей и ученых, вооруженных «самой передовой методологией».
А вообще-то не так уж и важно, кто поднимает угнетенных на борьбу и какие он ставит перед собой задачи. Народ всегда прав, если с него дерут три шкуры и уж тем более прав, если пытаются содрать десять.
Восстание, слава Богу, потерпело поражение. Даже временный успех крестьянского «ампиратора» обернулся бы для России падением в пропасть, из которой она не скоро смогла бы выбраться. Однако «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», заставил думать о путях развития Отечества. Попытка решить стоявшие проблемы без участив масс — совершить «революцию сверху» — через пятьдесят лет кончилась крахом на Сенатской площади, но породила надежду…
Россия вспрянет ото сна!
Поколению А. С. Пушкнна не суждено было дожить до осуществления мечты. Летаргия затянулась поли на столетие. Ретроспективный взгляд на пробуждение народа с высоты исторического опыта, но как бы глазами поколения декабристов, вызвал невеселые мысли у поэта Юрия Ряшенцева:
Россия вспряла. И не отличила. Закружилось «красное колесо», набрало обороты сразу, вовлекло в круговерть социальных страстей миллионы, переломало кости и судьбы отдельных людей, классов и целых народов. Сын пошел на отца, брат на брата. Кровь полилась потоками. Захлебнулись в ней и победители, и побежденные. Великая держава полетела в бездну. Остановится ли? Соберет ли воедино свои земли, розданные «ампираторами» новейшего времени «младшим братьям»: кому по случаю юбилея, кому в процессе решения национального вопроса — щедро, по-ленински.
Опыт крестьянской войны показал, что казаки готовы служить царю и отечеству, но не самозванцу. Однако преданность престолу не избавила их от нажима самодержавия. В 1775 году на Дону было учреждено гражданское правительство, осуществлявшее функции управления на своей территории на основании общих законов Российской империи под руководством «главнокомандующего Донского Войска князя Потемкина». Власть атамана ограничивалась лишь «военной частью», а сам он назначался и утверждался высочайшим указом. Урезались права Круга.
Вместе с тем императрица поняла, что в отношениях с казачеством нельзя полагаться только на власть силы, но следует самой царской службе казаков придать необходимые авторитет и рекламу. С этой целью Г. А. Потемкин вменил в обязанность донской войсковой канцелярии выбрать «порядочного поведения, самых лучших видом и ростом шестьдесят пять человек» и отравить их в столицу «для употребления при высочайшем дворе». При этом казакам внушалось, что они удостоились столь высокой чести «в знак ревности и усердия всего войска». Первая такая команда прибыла в Петербург вскоре после казни Пугачева, В последующем через каждые два года на воспитание в духе преданности монархии отправлялась очередная партия посланцев Дона.
Вслед за воинами двинулись безусые юнцы. В конце лета 1776 года донская канцелярия отправила шесть казачьих детей обучаться в Московский университет и одного в Харьковский коллегиум. Семь молодых людей — капля в море, но все-таки…
«Просвещение ведет к свободе; свобода в» без просвещения может породить только анархию и беспорядок. Когда низшие классы моих соотечественников будут просвещены, тогда они будут достойны свободы», — так Екатерина Романовна Дашкова убеждала Дени Дидро и аргументировала защиту рабства крестьян в России.
Известно, что Екатерина II понимала это не хуже своей знаменитой тезки и потому, быть может, решила поставить просвещение на службу монархии. Понято: просвещение не всего народа — избранных, благородных и именитых людей. Такая мысль могла зародиться лишь в «просвещенный век».
Таким образом, в условиях разложения феодально-крепостнической системы правительство стремилось использовать весь арсенал средств для укрепления своей власти: и пушки и просвещение. Не помогло.