Следом пришли Артем с Вадимом. Артем поголосил под окнами, но его быстро заткнул друг. Вадик предложил просто оставить Марьюшку в покое и дать ей прийти в себя. Личное пространство никто не отменял.
Вот только в их компании один Вадим признавал понятие «личное пространство», ну, еще Дарина немного пыталась.
Последним пришел Сашка. Он оглядел окно, замок, достал из кармана отмычку и через секунду вошел к Марьке в дом.
— Ой, как все плохо! — вздохнул он, увидев зареванную, всклоченную Марью с наушниками в руках, валяющуюся на полу. — Без сестры тут не обойтись.
Парень быстро достал телефон и набрал номер.
— Гелка, беда! Мы не хотели тебя тревожить за два дня до свадьбы, но тут такое! Руки в ноги и к Марьяне.
«Одной не побыть», — поняла Марьяша, когда ее с двух сторон обняли двойняшки.
— Ну что такое? — ворковал Александр. — Больно тебе, маленькая?
Марья кивнула и разрыдалась пуще прежнего.
— Женька обидел? — догадалась Ангелина.
Марьяна закивала еще энергичнее.
— Дать ему в морду? — набычился Сашка.
Марьюшка завертела головой, словно ветряная мельница.
— Все еще его любишь! — догадалась Гелка.
На это Марька не отреагировал. Для двойняшек это молчание было красноречивее всяких слов.
— Одна хочу побыть, просто одна, — нашла в себе силы хоть на какие-то слова Марья. — Люблю вас всех безумно, но никого сейчас видеть не хочу!
Брат с сестрой понимающе переглянулись.
— Давай так, — предложил Александр, — мы сейчас уйдем, но вечером придем снова, просто посмотреть как ты. И будем так делать столько, сколько потребуется. Дверь можешь не запирать — все равно откроем. А пока ложись спать!
Сашка легко подхватит подругу на руки, уложил в кровати, Гела заботливо подоткнула со всех сторон одеяло и только после этого соизволила удалиться и комнаты.
— Может зря мы так? — послышался встревоженный голос Ангелины. — Ну нельзя ее сейчас одну бросать.
— Гелка, пойдем! — строго велел брат. — Пусть побудет одна, одиночество лечит. Это ты бешенный экстраверт, а Марьяша творческий человек с тонкой душевной организацией.
Марьяна расслышала как клацнул замок и двойняшки ушли из дома.
Было немного стыдно портить свадьбу Ангелине, но найти в себе силы вести себя как обычно Марьюшка не могла. Тут за каждый вздох приходилось бороться, что говорить о свадебной суете.
Девушка закрыла глаза и заставила себя провалиться в дрему. Сон был тревожный, болезненный, но та становилось хоть немножечко легче.
Проснулась Марья уже поздно вечером от того, что в доме кто-то есть.
— Гелка? — хриплым со сна голосом позвала девушка.
— Не Гелка.
Глава 47
Отец вошел в дом широким, размашистым шагом, оставляя после себя в темных комнатах горящий свет.
— Ты знаешь, — начал говорить Виктор, еще даже не заглянув в комнату к дочери, — что-то мне сегодня страсть как захотелось тебя навестить! Прям тревога на душе, на месте усидеть не могу. С работой закончил и рванул к вам. Видимо не зря.
Мужчина все-таки добрался до спальни Марьяши, включил свет и увидел зарёванную, всклоченную дочь, с горящими безумием глазами. — Ну и что случилось? — голос Виктора сразу стал серьезным. — Где Женька?
— Нет больше Женька, — Марья поймала себя на том, что слова дались подозрительно легко. — Он мне изменил.
Отец даже не изменился в лице, услышав это признание, только взгляд его потеплел, наполнился сочувствием.
— Ну тише, тише… — проворковал он и притянул девушку к груди. — Со всеми бывает, не ты первая, не ты последняя.
— Хочешь сказать, что это нормально? — Марьяна разгневанно вырвалась из объятий отца.
— Хочу сказать, что это ожидаемо, — тяжело вздохнул мужчина. — Марья, доченька, ну подумай сама — ему всего девятнадцать лет. Я все удивлялся, как надолго его хватило. Это де какую ношу он на себя взвалил — работа, ответственность за семью, серьёзные отношения. А Женька ведь молод, он жизни толком не видел, ему еще гулять и гулять. Ну не надо снова плакать, надо просто пережить.
— Ты прав, пап, ты ужасно прав, — только и смогла пробормотать Марьюшка, ибо отец озвучил ее тайные мысли. — Я ведь и сама понимала, что это все ненадолго, только зачем-то позволил себе поверить в сказку.
Марька вновь залилась слезами.
— Иди сюда, маленькая, поплачь, легче станет, — Виктор изо всех сил прижал дочь к себе. — Жизнь вообще — жестокая штука, таких разочарований еще будет немало. Не надо так убиваться…
Рядом с отцом отчего-то полегчало, боль не ушла, но стала терпимой, Марьяна могла говорить о ней, могла плакать без надрыва, могла спокойно дышать.