Марина захмелела.
— Эй, ты, с солдатской наколкой, — обратилась она к худому, жилистому парню, — ты же воевал, как же можешь так жить?
— И что? — откликнулся его сосед с одутловатым лицом.
— А то, что надо стучаться во все двери!
— У нас все двери чугунные.
— Я врач, напишем в Красный крест, в Гаагский трибунал.
Парень покрутил у виска.
— Вот такие и проспали Россию, небось, в Чечне тоже дрейфил?
Солдат сжал кулаки:
— Чечню не трожь, у меня два ранения.
— А генералы паркетные на твоей крови дачи выстроили!
Бомжи окружили Марину.
— А вы что терпите? Над вами издеваются, а сами жиреют!
Раскрасневшись, она всё больше воодушевлялась.
— Выпей, Орлеанская дева, — протянул стакан долговязый.
Но Марину уже несло.
— Надо только собраться, вместе мы сила, помните, что нет страшнее русского бунта!
Бомжи согласно кивали, маленький попрошайка замер с открытым ртом.
— У меня ствол припрятан, — неожиданно сказал «чеченец».
Марина испугалась.
«Правильно говоришь, док!» — доносилось со всех сторон.
— Вот я потомственный хлебороб, — тряс почерневшими горстями спившийся детина, — я бы и сейчас в деревне, да житья нет.
Табор загудел.
— Ох, дождутся они, ох, дождутся! — грозил кулаком сморщенный сизый пропойца. — И, покрывая голоса, хрипло пробасил: — Положи нас под капельницу, док, а потом веди на Кремль!
Началось брожение, некоторые смущённо отходили. От испуга Марина говорила всё быстрее, отчаянно жестикулируя, произносила слова, которых сама не понимала.
С визгом затормозил милицейский «уазик», тщедушный корявый сержант взял под козырёк.
— Ваши документы.
— Без документов хопа — в отделение! — пролаял другой, мордатый.
Марина закусила губы.
— Ну, чё, болтушка, язык-то проглотила?
— Паспорт у меня дома, можете проверить.
— Тогда шмыг в отделение!
— Гражданин начальник, — забубнили бомжи, — не забирай доктора!
— Та-ак, пасти позатыкали, гав-гав отставить!
— Но с какой стати? — начал было долговязый.
И тут же согнулся, как колодезный «журавль», — мордатый ударил его в живот.
Марина моментально отрезвела.
— Назвалась Груней — полезай в кузов! — подтолкнул к машине корявый.
За решёткой на заднем сиденье ютились проститутки с осоловевшими глазами.
— Прячь ценности, — по-свойски тронула за плечо одна.
— И бесплатно не давай, — подмигнула другая.
Марину затрясло. Она судорожно стащила с покрасневшего пальца обручальное кольцо, затолкала в носок. Подумав секунду, сунула туда же «проездной» и долговые квитанции.
— В этом отделении людьми торгуют, — прикрыв рот ладонью, зашептала проститутка. — Так что, подруга, не выделывайся.
В отделении было душно, хлопали двери.
— Оформляй, — кивнул дежурному корявый, — без документов, с бомжами. Призывала к свержению строя.
Дежурный раскрыл журнал.
— Деньги? Ценности?
Марина покачала головой.
— Что же вы, гражданка, прилично одеты, а с бомжами? Да ещё по такой статье.
— Я, я не хотела, — заикалась она. — У меня семейные обстоятельства, из дома выгнали.
У Марины заплетался язык.
— Муж, что ли? — хохотнул в дверях корявый.
— Ты баба — во! — поднял большой палец мордатый. — Пусти под бочок, мы его, раз-раз, приструним!
Марина почувствовала, как в уголках рта повисает кривая улыбка. За плечами выросла женщина.
— Пройдите на обыск, — карандашом указал на неё дежурный.
В соседней комнате было накурено, в пепельнице чадили окурки.
— Раздевайся, — равнодушно приказала женщина.
— Как? Совсем?
— Трусы можешь оставить.
Казённый, бесчувственный голос, проворные, шарящие пальцы. Марине сделалось дурно, она уже не понимала, что происходит. На столе появилось кольцо, «проездной».
— Отпустите меня.
Марина была готова расплакаться.
— Это как начальство решит.
Опять повели в дежурку.
— Личность твою установили, — встал со стула дежурный. — А вот что, гражданка, со статьёй делать будем?
Марина зарыдала:
— Меня дома сын ждёт…
— А ты нас не жалоби, преступление-то налицо!
— Ну, пожалуйста!
Дежурный опять сел, стал задумчиво грызть карандаш.
— Тебе, между прочим, до пяти лет грозит. Сейчас в «обезьянник», а завтра дело заведём.
Стало слышно, как в умывальнике капает вода.