«Как вкусно!»
Женщина уже не вставала, её больные, почти остановившиеся глаза со страхом смотрели на тени, повисшие над кроватью.
«И она тоже навсегда заснёт».
Варя заворачивала горячий чайник в тряпки и клала к ней в постель, как грелку, чтобы хоть немного согреть её.
Художник осунулся, почерневшее от усталости лицо больше не улыбалось, когда Варя рассказывала, что убьёт Гитлера.
«Бедный… Хороший… Мне так хочется есть. Всё время хочется есть».
Мужчина взял стулья, ещё не пущенные на растопку, и ушёл.
— Девочка… — позвала женщина.
«Мне не хочется подходить к ней. Она холодная».
— Возьми в шкафу тёплые свитерки. Твои уже дырявые.
В ворохе детской одежды, среди шапочек и штанишек, лежал самодельный деревянный конь, расписанный красными и жёлтыми цветами.
— Я сама вязала. Они мальчуковые, но какая разница.
«У них был ребёнок, который умер. И она тоже умирает. Потому стала добрая».
— Хочешь, возьми лошадку.
— Не хочу.
«Мама шила кукле Маше красивые платья. А когда началась война, мы с Машей поднимались на крышу тушить зажигалки. А потом кукла умерла от голода. Бедная Маша!»
Глубоко вдохнув, Варя начала быстро раздеваться.
«Холодно-холодно-холодно!»
Оставшись в маечке, натянула сразу три свитера, а сверху — пальто и шубку.
«Надо говорить „тепло“, и будет тепло. Тепло-тепло-тепло!»
Она пыталась застегнуть пуговицы, но замёрзшие пальцы не слушались.
— Иди ко мне, — позвала женщина.
«Мне не хочется подходить к ней».
С трудом приподнявшись, женщина застегнула Варе пуговицы.
— У вас был сын?
— Да.
— И умер?
— Его убили соседи.
«Если сварить всех плохих людей, то можно накормить всех хороших. Плохих людей не будет, а хорошие не будут умирать. Но есть людей плохо».
В дверь громко постучали.
— Девочка, узнай, кто там.
«Не люблю этот коридор. Тёмный и холодный. А за дверью напротив — мёртвая женщина. Она умерла уже давно, а её никто не забирает. Когда её заберут?»
На пороге стоял незнакомый мужчина. Варе он понравился, от него пахло едой. По-хозяйски незнакомец направился прямиком в комнату.
«Когда приходили гости, они принесли полкарамельки. А этот, наверно, принёс целую. Или даже две. Мамочка, хоть бы он принёс мне две карамельки!»
Мужчина нетерпеливо прохаживался по комнате.
— У вас даже стульев нет. Вы умираете! А можете спокойно пережить голод.
— Уходите.
— Глупо! Мёртвым не нужны семейные реликвии.
— Уходите!
Незнакомец достал из кармана шоколадную плитку, настоящую шоколадную плитку в блестящей золотой фольге. Чудо! Варя смотрела на шоколад, жадно вцепившись глазами в руку мужчины.
— Ваша девочка тоже умрёт.
— Уходите.
«Хороший. Добрый. Я отдам ей половину шоколадки, хочу, чтобы она поправилась».
— Подумайте. У вас мало времени.
Но он не оставил шоколад, а лишь отломил крохотный кусочек, который положил на стол.
— Закрой за ним дверь, — сказала женщина Варе.
«Она съест. Съест без меня».
Мужчина вышел, не обернувшись, шумно спустился по лестнице.
«Она съела без меня! Ничего мне не оставила».
Войдя в комнату, Варя кинулась к столу — шоколад лежал нетронутый.
«Сладкий-сладкий шоколад. Папа приносил мне его по праздникам. Я оставлю ей кусочек, чтобы она поправилась».
— Не трогай! — женщина зашлась в приступе кашля. — Выбрось его в печь! Не ешь!
«Мама тоже бредила, ей казалось, что в комнате чужие».
Варя сначала положила шоколад в рот, но, откусив, протянула женщине. Она резко замотала головой, отвернувшись к стене.
«Как жалко, что она умрёт!»
Художник вернулся поздно, когда уже начинало темнеть. Он вернулся без стульев, принёс за пазухой маленький свёрток. Варя набрала в чайник снег и поставила греться на печку, затем начала расставлять тарелки, как это раньше делала женщина.
— Варя, сегодня мы не будем есть, — сказал художник. — Хлеба не было.
Девочка убрала со стола.
«Скорее лечь спать, чтобы не хотелось есть! Пусть мне приснится что-нибудь вкусное».
— Это всё, что я смог обменять на стулья. На рынке очень много дров.
Художник развернул бумажный свёрток и протянул жене кусочек масла.
Варя подняла с пола стружку и положила в рот.
«Как же хочется есть. Мамочка, как хочется есть!»
Варя забралась на кровать и прижалась к женщине.