Понятно, что самостоятельность союза водников мало кому могла оказаться по вкусу. Точно так же, как и в случае с Викжелем, союз служащих и рабочих водного транспорта из-за своей буферной позиции оказался перед реальной угрозой раскола. Линия его Исполкома вызвала неудовольствие, как справа, так и слева. Что касается большевиков, то принимаемые водниками в этот период решения были расценены ими как нацеленные на саботаж советской власти. В связи с этим было заведено отдельное уголовное производство, направленное на выяснение характера деятельности Виквода. Жесткую позицию по отношению к руководству союза водников заняла и антибольшевистская оппозиция, подтверждением чему служит состоявшееся в дни кризиса общее собрание служащих Управления внутренних водных путей. Собрание заявило о своей готовности перехватить у Виквода инициативу в проведении акций протеста против захвата власти большевиками. Было решено: "Занятия во всех отделах и частях Управления прекратить". Исключение делалось только для тех административных подразделений, "работа коих непосредственно связана с обороной и продовольствием". Для руководства бастующими создавался Стачечный комитет. Подобные демарши не могли не сказаться на позиции, занимаемой Викводом по отношению к большевикам, заставляли его ужесточать свои претензии к новому руководству страны, в результате чего поле возможного компромисса с властью все более и более сокращалось.
Наконец, с позиций создания однородной социалистической власти в октябрьские дни высказывались некоторые низовые советы. Именно в этом направлении развивалась обстановка в крупнейшем рабочем центре — Туле. 30 октября здесь проходило заседание городского Совета нового (третьего) созыва. С докладом о питерских и московских событиях на нем выступило несколько человек: от большевиков — Каминский, от эсеров и меньшевиков — Арватов и Ахматов. На голосование было вынесено две резолюции — большевистская и объединенная резолюция оппозиции. Голосование пришлось проводить поименно. Каждый член Совета при вызове его фамилии должен был встать и с места выкрикнуть, какую резолюцию он поддерживает.
Перед самим голосованием случился неожиданный инцидент. С заявлением перед собравшимися выступил большевик Веприев, заявивший, что он и еще часть большевиков, ввиду расхождения с позицией фракции по вопросу о переходе власти в руки Советов, будут голосовать против большевистской резолюции. По свидетельству очевидцев, его заявление "вызвало большой шум и аплодисменты" со стороны правой части аудитории. В результате большинством в 147 голосов, против 109 при 8 воздержавшихся резолюция большевиков оказалась провалена. Принята была другая резолюция, та, которую сообща внесли меньшевики и эсеры. В ней значилось:
"Фракции [Тульского Совета] обращаются к обоим лагерям революционной демократии с решительным требованием найти путь соглашения во имя создания однородной демократической власти, способной дать отпор контрреволюции, коалиции имущественных классов. Фракции обращаются к обоим лагерям демократии с решительным требованием восстановить единый революционный фронт, чтобы революция не захлебнулась в крови солдат, рабочих и крестьян".
Следует иметь в виду, что на том же заседании тот же самый состав депутатов при решении следующего вопроса, в региональном масштабе, пожалуй, еще более важного, о переизбрании своего Президиума, поддержал уже не правых, а большевиков, которые в результате этого в новом составе Президиума сформировали самую внушительную группу, причем новым председателем Совета стал большевик Кауль. Тем самым, произошедшее на заседании Тульского совета не может быть интерпретировано как несогласие с большевистским восстанием в Петрограде. Речь идет о другом — о распространенном в те дни стремлении рядовых участников событий к компромиссу, к стабилизации народной власти, залогом чего, по мнению многих, и должно было стать создание правительства из представителей всех партий, стоящих на позициях "демократии и социализма".
Широта и синхронность возникновения лозунга "однородного социалистического правительства" заставляет предположить, что рабочие пришли к нему во многом самостоятельно, опираясь не только на агитацию отдельных левых течений в меньшевистской партии, но и на собственный опыт. Не считаться с этим для большевиков было бы чистым самоубийством. Выбор, сделанный ими, был предсказуем. Когда договориться с представителями политической элиты на предмет будущего устройства власти им не удалось, большевики вновь, как не раз бывало в истории партии и прежде, предприняли обходной маневр и попытались договориться непосредственно с рабочими массами за спиной лидеров других социалистических партий. Реализуя свою тактическую установку, Ленин 4 ноября выступил с докладом на заседании рабочей секции Петросовета. В ней содержалось немало лестных, явно завышенных оценок как самого пролетариата, так и его вклада в революцию. Но главное — Ленин со всей определенностью поддержал претензии рабочих в области управления, рабочего контроля и передела собственности. "Легко издать декрет об отмене частной собственности, но провести его в жизнь должны и могут только сами рабочие", — этих слов от Ленина ждали, и они были им произнесены.