Выбрать главу

Претерпела существенные изменения и позиция фабрично-заводских комитетов, о чем свидетельствует дискуссия по вопросу о текущем моменте, состоявшаяся на проходившей 15–16 ноября 1917 г. V городской конференции фабзавкомов Петрограда. Подробные разъяснения новой позиции по вопросу о коалиции содержались, например, в докладе члена ЦС ФЗК Н.А. Скрыпника: "Рабочий класс, шаг за шагом, борясь, идет к своему идеалу, — начал он свое заявление по вопросу о коалиции. — Социализм не творится сразу, он создается постепенной перестройкой всей экономической и политической жизни. Мы вступили в первый период этой перестройки. Нам придется провести целый ряд мер, как, например, контроль над производством и распределением и др. Перед нами стоит целый ряд задач. Мы вступили в полосу массовой борьбы. Это не социализм, но это первый шаг, путь к социализму. Рабочий класс победил. И теперь нам говорят, что нужно согласиться, нужен единый фронт. Да, мы согласны. Но объединения нужны такие, которые способны работать. Но народные социалисты, социалисты] революционеры] оборонцы и с[оциал].-д[емократы] меньшевики — разве они отказались от коалиции с буржуазией? Нет, — мы согласимся с оборонцами, оборонцы с н[ародными] социалистами], а н[ародные] социалисты] с конституционными] демократами], которые являются врагами революции. Необходимо великодушие, но пусть оно не влечет к примирению с буржуазией. Единый социалистический фронт означает отказ от завоеваний революции. Когда нас со всех сторон оплетают соглашательством, мы должны стать твердо на непримиримую позицию. Никаких соглашений с буржуазией. Наша основа — вся власть в руках советов рабочих и солдатских депутатов".

Вслед за своим лидером с осуждением тактики коалиции выступали и рядовые участники конференции. Вот как объяснял невозможность примирения с соглашателями делегат Шатов: "Вопрос о текущем моменте никогда не стоял так серьезно. Много говорили о социализме. Быть на словах революционером легко, но лишь на деле, при проведении социализма в жизнь, мы видим настоящую физиономию революционера. Когда 25 Октября народ восстал, образовалось два лагеря — лагерь контрреволюции и революции. По одной стороне, слева, оказались большевики и анархо-синдикалисты, а справа левые эсеры и другие". Понятно, что никакого компромисса с отступниками, по мнению рабочих, быть не могло. Несколько иначе, но в целом с тех же позиций разъяснял выбор, сделанный фабзавкомами в период кризиса, представитель Московско-Заставского района Осипов: "Прежде всего, говоря о соглашении, мы должны сказать, на какой платформе оно произойдет. Мы боролись за три лозунга: мир, землю и [рабочий] контроль. Если окажется, что есть еще какой-нибудь путь к заключению мира, мы его примем, но мы видели, что такого пути у меньшевиков и эсеров нет. Все время были они у власти, и мы видели, что они не хотят дать землю крестьянам. Так же и с контролем. Не взять его в свои руки — значит, поставить революцию в опасность". Некоторые наиболее горячие головы, такие как участник конференции Давидсон, предлагали в итоговой резолюции по вопросу о коалиции осудить не только соглашательские партии, но и вынести порицание вышедшим в отставку народным комиссарам и не доверять им в будущем ответственных должностей. В заключительном слове Скрыпник обобщил состоявшийся обмен мнениями предельно конкретно: "Мы, — указал он, — признаем такую коалицию, которая создается снизу".

Значение и результаты первого кризиса советской власти трудно переоценить. Большевики удержались у власти. Тем не менее они почувствовали необходимость некоторой корректировки курса. Уступки должны были идти по линии отказа от крайнего политического радикализма. И пусть эти уступки на практике оказались не столь значительны, как того требовал Викжель, главные требования профсоюзов оказались выполнены: однопартийная диктатура в ноябре-декабре 1917 г. в России не возникла. Что же касается самих рабочих организаций, то они фактически получали карт-бланш на расширение своего вмешательства в экономику как в центре, через государственные органы, так и непосредственно на уровне предприятий.

Рабочие получили реальную возможность упрочить свои политические позиции, влиять на правительственный курс. Интересно, например, отметить, что первоначально на II съезде Советов декрет о рабочем контроле принят не был. Его принятие 14 ноября 1917 г. и хронологически, и содержательно имеет прямую связь с позицией рабочих, занятой ими в октябрьские дни. Более того, принятие положения о рабочем контроле от 14 ноября последовало только после того, как правительство покинули несколько "мягких большевиков", — эти люди и в октябрьские дни, и потом были в числе тех сил внутри большевистской партии, которые наиболее активно выступали против рабочего контроля и вообще самоуправства рабочих организаций в экономической сфере. Можно вспомнить и другие декреты, принятые в этот период центральной властью. В основном они были направлены на завоевание симпатий рабочих, а воздействие на экономику имели очень незначительное. Но и это еще не все, — после революции рабочие организации получают возможность самостоятельно вырабатывать проекты декретов, которые потом обретали юридическую силу. Вспомним наиболее яркий пример — декрет от 2 декабря о создании ВСНХ, который фактически был подготовлен б недрах центрального аппарата ЦС ФЗК Петрограда.

Но и для большевиков найденный компромисс, конечно же, отнюдь не выглядел капитуляцией. Из кризиса новый режим вышел, заметно усилившись. Достаточно отметить, что процесс большевизации различных рабочих организаций, приведший РСДРП (б) к власти, продолжился и после Октября, а возможно, и ускорился, получив своего рода "второе дыхание". По признанию видного рабочего-меньшевика Г.Б. Струмилло, в первые недели после Октября рабочие приветствовали большевиков крайне горячо. Представителям же прочих партий выступать в это время было небезопасно. Их освистывали, прерывали криками: корниловцы, гвоздевцы, изменники. При упорстве выступавших дело могло завершиться и того печальнее — "физическим воздействием".

Протестные настроения в рабочей среде в 1918 году

После урегулирования конфликта с Викжелем, связанного с выдвигавшимся в те дни лозунгом однородного социалистического правительства, происходит определенная стабилизация отношений между Советским государством и рабочими. Однако уже начало 1918 г. становится временем нового подъема протестных настроений в рабочей среде. Первые серьезные трения между рабочими и государством в это время возникают в период эпопеи, связанной с Учредительным собранием. В подавляющем большинстве рабочие поддержали позицию, занятую по отношению к Учредительному собранию большевиками и левыми эсерами, либо, во всяком случае, остались равнодушными к его разгону. Вместе с тем были и такие группы рабочего класса, которые не только вышли на демонстрации 5 и 9 января 1918 г. в поддержку идеи всенародного гражданского представительства, но и готовы были к более решительным действиям по его защите. В.М. Чернов вспоминает, например, приглашение рабочих Семянниковского завода перенести дальнейшие заседания Учредительного собрания в его стены. Предполагалось, что при этом последует демонстративное заявление о том, что Учредительное собрание не признает за Совнаркомом право на роспуск и отдает себя под защиту пролетарского Петрограда.

Аналогичные по природе и накалу события в тот момент происходили не только в столичных городах. Так, использовали разгон Учредительного собрания в целях подрыва большевистского господства в Прикамье правые социалисты Ижевска и Воткинска. В Ижевске, например, ими были устроены митинги, где шли беседы о случившемся в столице. На них с докладами выступали члены Учредительного собрания, рабочие завода эсер В.И. Бузанов и меньшевик Астраханцев. Хотя общей ситуации в Ижевске социалистической оппозиции в то время переломить еще не удалось, рабочие слушали доклады лидеров оппозиции с большим сочувствием и выносили резолюции протеста. В Воткинске в эсеровской газете "Искра" о петроградских событиях была помещена специальная статья. В ней подчеркивалось, что расстрелы в Петрограде направлялись самодержцами из Смольного.

Массовые акции протеста оппозиция предприняла во многих рабочих центрах. Но наиболее драматично ситуация развивалась в те дни, пожалуй, в другом городе оружейников — Туле, где властям пришлось столкнуться с серьезной угрозой сопротивления со стороны железнодорожников. В своем воззвании железнодорожники писали: "Лгут и совершают величайшее преступление те люди, которые говорят вам, будто у нас происходит классовая война и что во имя этой войны можно убивать и арестовывать людей. Расстреливают уже не буржуев, не капиталистов, а нас, рабочих и крестьян. Мы уже убиваем друг друга, товарищи и граждане. Это — не классовая война. Это — поголовное истребление".