Рассердился Андрейка, отправился на берег, подошел к Ваське и Яцуре и, ни слова не говоря, ударил по затылку одного, потом другого.
— Будете знать, как не слушаться комитета!
Мишка с Васькой и Яцурой набросились на Андрейку.
Началась драка.
На крик прибежали Гошка и девочки, вступились за Андрейку.
Мишка бросился на девочек, ударил по лицу Зойку, та заревела и пустилась бежать, остальные за ней... Андрейка с Гошкой, видя, что им не справиться, тоже обратились в бегство.
Васька и другие гнались за ними, пока те не забежали в дом и не заперлись в спальне.
Преследователи ломились в дверь, грозились выломить ее, и тогда уж им достанется, как следует.
— Все равно не выпустим! Есть захотите, — выйдете!
— Умрем, да не выйдем! — кричала из-за двери Манька.
— Долой комитет! — кричал Мишка под дружный хохот своих приятелей. — К чорту новую власть!..
Степанида, вернувшись от соседки, заругалась.
— Тьфу ты, окаянная сила, — и плита-то потухла!
Принялась снова разжигать плиту.
Вернулись остальные ребята с пильни, тоже ругались, что так долго не готов обед.
А наверху Васька подсовывал под дверь длинную кочергу, стараясь зацепить кого-нибудь за ногу.
— Не уйдете, достану! — грозил он осажденным.
Наконец, вернулся Тайдан, освободил пленников и решил доложить заведующему: так дела оставлять нельзя!
Мишка с Гошкой и Яцурой убежали на речку и только уж к вечеру, когда заведующий сходил с парохода, пришли домой.
Во дворе встретили товарища Иванова, заехавшего к ним по пути из лагерей.
Ребята поздоровались, но как-то вяло, сухо. Странным показалось это заведующему: обычно всякий приезд его или кого-нибудь из хороших знакомых сопровождался веселыми криками.
И только после доклада Тайдана все стало ему ясно.
— Целая контр-революция сегодня у нас разразилась, — смеясь сообщал заведующий Иванову. — Вы очень кстати сегодня заехали, после ужина надо побеседовать с ними.
Собрались в большой комнате. Контр-революционеры чувствовали себя неважно.
— Слово предоставляется членам комитета, — начал торжественно заведующий, когда все уселись на скамейки.
Зойка с завязанным глазом со слезами заявила, что она больше не будет в комитете, что мальчишки издеваются над ней и подбивают девочек не слушаться комитета.
Андрейка тоже отказывался:
— Лучше сам буду без очереди все делать, чем так, — заявил он и сел.
Заведующий сказал, что ребята еще плохо понимают новый порядок, что если кого сами выбрали на какую-нибудь должность, то обязательно нужно его слушаться, иначе никогда никакого порядка не будет.
— Слово имеет товарищ Иванов.
Иванов встал, как будто перед ним было большое настоящее собрание.
— Я сравниваю два события в своей жизни, связанные с вашим детским домом. Одно у кургана на покосе, когда все были веселы, радостны, когда стройными рядами шли вы, размахивая косами, не отставая от более сильных красноармейцев. Мне тогда казалось, что с такими ребятами можно горы сдвинуть! И второе — сегодня, когда некоторые из вас не решаются прямо в глаза посмотреть. Я думаю, вы тоже чувствуете разницу между этими двумя днями и, вероятно, дорого бы заплатили, чтобы сегодняшнего дня у вас не было. Верно?
Ребята молча кивнули головой в знак согласия.
Иванов рассказал про борьбу, которая издавна велась, за право самому народу устраивать свою жизнь.
— Теперь это право завоевано! Вы, молодые строители, вы сами для себя учитесь строить новую жизнь, не такую скверную, как ваш сегодняшний день, а больше похожую на тот день на покосе, яркий, солнечный, веселый, трудовой.
Ребята не шевелились, опустив головы. Иванов сел на окно, а в комнате царило полное молчание.
— Гошка — это к тебе, — вошла вдруг в комнату Степанида и впустила в дверь какого-то человека.
Гошка удивленно посмотрел на незнакомого, который в нерешительности остановился.
— Вам что? — спросил заведующий.
— Да тут мой парнишка у вас находится, Егор Денисов, — сказал пришедший, оглядывая ребят.
— Гошка, иди, это отец твой, — толкали его девочки, но Гошка не шел: какой же это отец? — отец его молодой был, а этот совсем старик.
— Денисов, что же ты не подойдешь к отцу-то? — сказал заведующий.
Ребята зашумели, обступили Гошкина отца, стали рассматривать и расспрашивать его.
— Не узнаешь, видно? Гошка, это я, — сказал отец.
Гошка подошел, поздоровался за руку.
— Не узнал... ты постарел как... я думал, тебя и в живых нет.
Собрание само собою прервалось, на радость ребятам: не менее рады были этому и взрослые.
— По случаю такого радостного события объявляю собрание законченным, — сказал заведующий и сам присоединился к ребятам.
В столовой за большим самоваром долго тянулась беседа ребят с Гошкиным отцом, пока заведующий не предложил всем спать.
На другой день Гошка собрался со своим отцом в город, а оттуда в свою деревню.
Весь детский дом в полном составе провожал их до самой станции.
XXV. ПОСЛЕДНЯЯ
Через три года после описанных событий из теплушки только что пришедшего на станцию Черемушники поезда вышел молодой парень с узелком за плечами.
Оглядел станцию, посмотрел по сторонам, как будто чего-то искал.
— Так же все, по-старому, — сказал он про себя и пошел по запасному пути к реке.
— Поди, не ждут: вот удивятся! — улыбаясь, разговаривал он сам с собой.
Около берега кучка рабочих что-то мерила цепью; один, совсем молодой, стоял у инструмента и записывал в книжечку.
Подошел ближе — знакомое лицо.
— Что глядишь, узнаешь, что ли? — спросил молодой с книжечкой, проходя к рабочим.
— Мишка никак? — вскрикнул приезжий.
— А ты кто? — остановился тот.
Парень рассмеялся:
— Узнай!
— Тьфу ты, Гошка! Вот бы никогда не узнал! Ну, здравствуй, и вырос же ты!..
И два часто враждовавших товарища с удовольствием пожимали друг другу руки.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Гошка.
— Землю меряю.
— Зачем?
— Как зачем? — участки разбиваю.
— А где остальные ребята?
— Какие?
— Ну, Васька, Сенька, Яцура... другие.
— Да, ты вон про что. Я ведь уже третий год там не живу.
— Третий год? Да где же ты был? — удивился Гошка.
— Учился. Заведующий Иван Николаевич меня устроил на технические курсы. Нынче кончаю. Вот сейчас на практике.
— Вот ты какой — ученый! А Колька?
— Колька в ремесленном... О! он, брат, такие штуки научился делать, что любо! Нынче на детской выставке премию получил.
— Ну, кто ж еще? — припоминал Мишка. — Зойка в профессиональной, тоже, кажется, кончает нынче. Остальные там еще. У них теперь большое хозяйство: землю пашут, хлеб сеют. Сенька за старшого, по хозяйству смекает, Гришка — сапожной заведует, Андрейка — корзиночной.
— А Тайдан?
— Тайдан попрежнему председателем комитета.
— Заведующий тот же?
— Да, старый, Иван Николаевич.
— Ну, прощай, — сказал Гошка, — я к ним, захотелось повидаться. Хорошо, что тебя встретил.
— Прощай, скажи там: Мишка кланяется. Пусть приезжают на лодке, я еще здесь с неделю пробуду.
Егор пошел леском, обогнул болото и вышел к Красному Яру.
Направо сверкала на солнце река, а налево, на самом берегу, возвышался подновленный дом с новыми воротами, сделанными силами молодых строителей.