— По насторожке!
Спрятал нож, поставил светильник и, широко крестясь, положил три поклона перед иконой в темном углу.
— Прости и помилуй мя грешного...
В непроглядной тьме глухо стукнуло, и тут же обрушился на Якуньку со страшной силой поток воды, выбросил его из дыры.
— Вода! — обрадованно кинулись заточенные к потоку, бившему из стены.
— Вода! Вода!
Из галерей сбегались люди, черпали ее ладонями, пили с полу лежа...
— Затопит! Затопит ведь нас, братцы! — взревел кто-то, и все замерли разом, пораженные мыслью о гибели, потом в ужасе ринулись от потока прочь. А вода била и била, неиссякаемо, затопляя подземелье...
...Вал курантов над головой оцепеневшего в холодной злой тоске Афанасия Егоровича заворочался, шпеньки на нем заперебирали угольниками, а угольники задергали проволочными передачами. С низким гудом колокол пробил полночь. И тут же в черную ночь понеслась над демидовским дворцом, над огнедышащим заводом, над сонной слободой нежная музыка...
Куранты играли менуэт.
Тайгачи
Приказ об отступлении был неожиданным. Начальник партизанского отряда Василий Шулятиков, назначенный за боевые заслуги командиром бронепоезда и забравший с собою в поезд остатки своего отчаянного отряда, злобно сковырнул с телефонады крошку присохшего хлеба и сипловатым баском бросил:
— А мы еще посмотрим, выполнять его или нет...
Обступившие его бойцы бронепоезда одобрительно загалдели. Через эту живую изгородь к Шулятикову продрался его несменяемый помощник, партизан Никита Кляпа. Большую, нескладную голову его украшала бобровая папаха, или, как ее называли в отряде, «награда». Папаха действительно была наградой Кляпе от самого командарма-2 за рискованный проход сквозь Японский фронт с боевым донесением. Удало сдвинув «награду» на затылок и подмигнув партизанам, Никша решительно заявил:
— Я за всех наших ребят скажу тебе, Васька, хватит отступать. Будет.
Широкой, как лопух, ладонью он обозначил в воздухе перед глазами Шулятикова грань и, постучав кулаком по бронированной стене платформы, закончил: — Этого японская пушка не возьмет...
— Точно, товарищ Шулятиков, надо еще посмотреть насчет отходу, а то что же: восемнадцатерых за этот город потеряли, а теперь — на... отступай. Да я скажу так: если брать, так брать все. Если регулярные боятся — мы одни. Верно? — обратился говоривший к отряду.
Отряд ответил криками. В разноголосом гуле слышались угрозы, жажда отдохнуть около женок и, если на то пошло, решимость бить японцев, пока они не уберутся на свои острова.
— Читай, Шулятиков, дальше, — неожиданно раздался спокойный голос военкома поезда Корзухина.
В общем возбуждении ни отряд, ни сам Шулятиков не заметили прихода военкома и были удивлены не столько его появлением, сколько спокойным тоном его слов.
Отряд стих, а Шулятиков, словно очнувшись от преступного сна на посту, забегал глазами вокруг себя и остановил колкий взгляд на военкоме.
— А, политический контроль! Дальше читать нечего, так знаем, что там написано: бронепоезду прикрывать отступление, взорвать мост... В конце подпись командарма. На, сам читай, — ткнул он в руки Корзухину телефонаду и с затейливым вывертом брани вышел из круга.
Корзухин, поправив оттянутый наганом пояс, уставился в приказ.
— Читай вслух, — предложил Кляпа. — Слушай, ребята, приказ.
— Вот что, Никша, — обернулся Корзухин, — парень ты боевой и грамотный, а порешь горячку. Ты думаешь, бронепоезд уж такая крепость, что и не взять его японцам.
— Мы думать не умеем, — пускай в штабах думают, — отрезал Кляпа, пряча руки в карманах широких шаровар.
— Не умеешь, так учись. Ведь, по сути говоря, значение бронепоезда не столько в стрелках, сколько в его артиллерийском и пулеметном огне.
— Ты что же хочешь сказать, дорогой военком? — оскалил частокол зубов Степан Решето. — Ежели намекаешь, что артиллеристы и пулеметчики не партизаны, то это напрасно. Давай посади — увидишь, как они крыть умеют. Ребята, военком сумневается, что мы, кроме как из пулемета, не из чего другого стрелять не умеем.
Круг вновь загудел и заволновался. Корзухин знал нутро тайгачей. Только Шулятиков мог изменить настроение отряда. С ним он и решил переговорить.
Выйдя из круга, Корзухин встретил наводчика Костюкова и машиниста поезда Хребтова и вместе с ними пошел к хвосту поезда. Сзади, заняв середину круга, Кляпа кричал насмешливо:
— Большевистская партия пошла Ваську уговаривать, но только не знают они Васьки. Он без нас все едино не решит. Не-ет...