Другими словами, очевидно, в этом явлении много слоев, и к нему надо присмотреться, чтобы отобрать зерна от плевел…
Снова продвигаемся вверх по священному Гангу. На окраине какого-то села, у высокого обрыва над рекой, нас ждет испытание. Нам предстоит перейти на другой берег по узенькому, раскачивающемуся подвесному мостику. Он расположен на огромной высоте. Гладь реки, зловеще поблескивающая внизу, воспринимается нами как бездонная пропасть. Не буду скрывать, что перспектива идти по этой колышущейся дорожке на такой головокружительной высоте особого энтузиазма у меня не вызвала. Говоря проще и откровеннее, — сердце захолонуло от страха. Но что делать! Не возвращаться же. Придется, как говорят казахи, завязать душу в тряпочку.
Иду, стараясь не смотреть вниз. Знаю, что у меня обычно кружится голова, когда я смотрю вниз с высоты. Но и взгляд вверх не дает ощущения безопасности. Потому что на перилах моста резвятся, скачут вверх и вниз веселые шимпанзе. Они кокетливо демонстрируют свои преимущества перед нами, своими неповоротливыми родственниками. Уцепившись одной лапкой за тоненькие качающиеся перила, шимпанзенок-малыш отважно повисает над пропастью реки и качается, как на качелях.
Слава богу, мостик позади! Сразу попадаем в окружение нищих, сидящих на небольшой площадке у мостика, тесно прижавшись друг к другу. Это закрепленное традицией место для подаяний. Отовсюду потянулись к нам руки, вид которых заставляет содрогнуться даже наши уже ко многому попривыкшие за время путешествия сердца. Это руки прокаженных, с прогнившими мышцами, с обнажившимися страшными розовыми костями. Селение прокаженных, оказывается, здесь неподалеку. Взгляд мой падает на женщину, кажущуюся живым скелетом. Только в зрачках больших черных глаз еще теплится жизнь. Но что это белеет на ее щеке? Случайно приклеившаяся бумажка? Какой-нибудь ритуальный знак? Все куда проще. Это обнажившаяся под гниющим мясом кость.
Сколько раз мы бездумно употребляем такие устоявшиеся словосочетания, как «живой труп» или «остров прокаженных»! И вот довелось увидеть воочию те реальные казни египетские, что скрываются за этими выражениями. Этот живой труп с зияющей обнаженной костью на лице был когда-то женщиной. И даже довольно красивой. Черты лица правильны, пропорциональны… Но лицо мертво. Однако рефлекс голода срабатывает. Уловив, по-видимому, мой взгляд, полный ужаса и сострадания, женщина протягивает ко мне за подаянием руку, руку скелета, изъеденного проказой…
2
Мы покидаем в Хардваре Майю Ганину, поставившую себе целью собрать более обильный материал для очерка о Хардварском заводе, а сами — Леонид Почивалов и я — возвращаемся в Дели на такси. Проезжаем по пути несколько небольших городков. Индийские города великолепны по ночам. Ощущение праздничности, создаваемое непрекращающейся ночной жизнью, передается приезжему. Кажется, что люди не просто так высыпали ночью на улицу, чтобы торговать, готовить пищу, ужинать, а что какое-то общее торжество заставляет их покидать дома и ярко зажигать ночные уличные огни.
Вообще-то индийцы очень любят всевозможные празднества. Мы с любопытством наблюдали процедуру приготовления к торжественным датам, к пиршествам. К таким вечерам дом именинника или молодоженов украшается от крыши до фундамента гирляндами разноцветных электрических лампочек. Гости прибывают большими группами, разнаряженные в яркие ткани, радостно возбужденные предстоящим весельем. Особенно старательно отмечаются свадьбы. Они требуют от жениха таких больших расходов, что еще долгие годы после свадьбы молодые вынуждены расплачиваться со своими кредиторами. Может быть, такой обычай влияет и на чистоту нравов, поскольку мало какой мужчина отважится на вторую свадьбу и на повторение таких непосильных расходов.
Добираемся до Дели со скоростью омнибуса диккенсовских времен. Преодолеваем двести километров расстояния в течение шести часов. То наш шофер делает остановку, чтобы выпить кофе, то ему вдруг захотелось заглянуть к своей жене в поселок. Не говоря уже о том, что через каждые десять — двенадцать километров наш водитель ощущает потребность освежиться водой. Он вынимает влажную тряпку, которой протирает стекло машины, и с наслаждением обтирает голову и шею. Это разгоняет его сонливое состояние, и мы трусим более или менее благополучно еще пару километров.
Опасаемся, не вывалил бы он нас где-нибудь на обочине, и решаемся предложить ему заменить его за рулем. Но как высказать эту простую мысль? Грех сказать, чтобы Леонид не старался. Он буквально потом обливается, обрушивая на таксиста весь свой скудный запас английских слов. Он надувает щеки, причмокивает языком, складывает губы трубочкой и, главное, изо всех сил шепелявит. Тщетно! Таксист ничего не понимает. Заспанным голосом он гундосит нечто в ответ, но Леонид тоже не понимает его, с досадой уверяя меня, что шофер, видимо, не знает английского.
У меня возникает воспоминание о прочитанной когда-то истории путешествия Карамзина по Англии. Изучив английский теоретически, великий историк не мог никак сладить с английской фонетикой. Его не понимали. Тогда он додумался писать все нужное на бумаге. Его стали понимать и удовлетворять все его желания. Зато он получил среди англичан прозвище «Русский глухонемой». Хочу предложить Леониду испробовать такой метод, но боюсь, не обиделся бы.
…Плохо ли, хорошо ли, но прибываем наконец в индийскую столицу, где мы должны пробыть еще четыре-пять дней. Срок небольшой, но общее представление о городе получить мы успеваем.
Дели — это два города: старый и новый. Нью-Дели своим архитектурным обликом вызывает самые различные мнения. Есть очень ярые критики, считающие, что Нью-Дели нарушает ансамбль, не вписывается и т. д. и т. п. Не будучи знатоком этих вопросов, я могу высказать только свое сугубо личное впечатление. Мне понравился размах Нью-Дели, его приволье. Удобные современные трех-четырехэтажные дома свободно раскинулись на большом пространстве, точно армада кораблей. Нет этой гнетущей тесноты между домами, пешеход не чувствует себя придавленным, смятым, ничтожным червяком, на которого то и дело могут обрушиться тяжелые корпуса зданий, нависающих над его головой с обеих сторон узеньких улочек.
Обилием зелени, газонов, цветочных клумб Ныо-Дели напомнил мне нашу Алма-Ату. Очень оживляют городской пейзаж и небольшие особняки, принадлежащие зажиточным людям. Эти дома имеют свои индивидуальные лица, каждый отражает взлет фантазии архитектора. Не скрою, что, рассматривая эти оригинальные фасады, я испытывал некоторую горечь при мысли о стандартном облике наших микрорайонов. И дело ведь не только в строительных материалах, а в лености мысли, в том, что спасительный трафарет требует меньше всего усилий.
Здание парламента напоминает древнеримский Колизей. И парламент и дворец президента окружены густым зеленым садом. Посольствам иностранных держав отведена специальная улица. Бросается в глаза посольство Пакистана, напоминающее своей архитектурой мечеть, увенчанную голубым куполом.
Привлекает в Нью-Дели и то, что здесь, благодаря огромной площади и обилию зелени, люди не изнывают от зноя, другими словами, — этот город хорошо приспособлен к климатическим условиям края.
О современном стандартном градостроительстве здесь напоминают только единичные небоскребы, нарушающие ансамбль города. А о старой Азии — только Тибетский базар, расположенный неподалеку от нашей гостиницы «Джан Патх». Занимая только одну сторону широкой улицы, этот базар растянулся на два с лишним квартала. Здесь нет специальных торговых помещений, только маленькие лавки. Это, в сущности, шалаши, открытые спереди. А три стены делаются из фанеры или даже из ткани, плотно натянутой на опоры. Так что базар скорее напоминает ярмарку с ее временным устройством.