На требовательный вкус потомка казахских овцеводов мясо не ахти какое! И все-таки он чертовски вкусен — этот самостоятельно приготовленный шашлык, для которого мы сами разжигали огонь, который ели прямо у пылающих углей. Великое дело — русское гостеприимство, широта русской натуры, так щедро проявившаяся в доме Морозовых.
На следующее утро нас находит доктор Шаха с супругой. Супругу зовут Татьяной. Она русская. В ее русской речи есть какой-то неуловимый налет долгой разлуки с родиной. Она говорит слишком правильно, слишком грамматически точно, употребляет некоторые выражения, ставшие в современном русском архаизмами. Так, наверно, говорили учителя словесности в дореволюционных гимназиях. Что касается самого доктора Шаха, то он объясняется на языке своей жены с явным удовольствием, хотя и с выраженным акцентом.
История доктора Шаха — это, по-чеховски говоря, сюжет для небольшого рассказа, а на взгляд некоторых пишущих современников — материал, достаточный для целой трилогии.
Все слышали о неприкасаемых, хариджанах. Именно из этой среды и вышел ныне доктор Аксая Кумари Шаха. Можно себе представить, какой заряд энергии был в этом человеке, если он смог через все заслоны и предрассудки, через все ухищрения низости и глупости пробиться сначала к среднему, а там и к высшему образованию.
На физико-математическом факультете Калькуттского университета юный Аксая Кумари впервые услыхал рассказ очевидца о Советском Союзе. До тех пор его знания о нашей стране были романтически неопределенными, как у тихоновского Сами, и уж во всяком случае не связывались ни с какими собственными конкретными жизненными планами.
Очевидцем, поведавшим студентам о стране, где все граждане имеют равные права, а все ученые обеспечены государственной поддержкой в своих научных исследованиях, был профессор Сиви Раман, лауреат Нобелевской премии, почетный член Академии наук СССР. Сиви Раман вернулся из Советского Союза в 1926 году, был еще полон свежих впечатлений, и его рассказы о Советской стране выслушивались студентами, что называется, с затаенным дыханием.
Волевой склад характера Кумари Шаха, давший ему возможность совершить невозможное — получить в Индии звание бакалавра, проявился и в достижении другой поставленной им цели — поездки в первую страну социализма. Здесь, на одном из больших заводов Ростова-на-Дону, он начинает работать, вкладывая в свои ежедневные усилия всю благодарность неприкасаемого, впервые ощутившего свое равенство с другими людьми, впервые вкусившего отраду всеобщего уважения окружающих. Острая изобретательская мысль молодого инженера па-ходит свое приложение в цехах большого завода. Усовершенствования, внесенные им в оборудование производства, встречают одобрение, и за эти плодотворные новшества Аксая Кумари Шаха получает степень кандидата технических наук.
— Вот оно… — говорит доктор Шаха и бережно вынимает из папки принесенный для встречи с нами какой-то документ. Это свидетельство о присуждении ему ученой степени.
— Взгляните сюда, — с гордостью шепчет доктор, указывая нам на подпись, стоящую под документом. — Кржижановский… Он подписал. Он был тогда председателем Всесоюзной аттестационной комиссии.
Там же, в русском городе Ростове, наряду с первым почетным званием, получил Аксай Кумари Шаха и другой подарок судьбы. Его посетила настоящая любовь. Она пришла к нему в облике беленькой скромной русской девушки Тани. Таня звонко захохотала, когда он решился спросить ее, не боится ли опа коснуться неприкасаемого.
Вторая мировая война застала молодых супругов в Индии, где Шаха сотрудничал, под руководством Неру, в плановой комиссии. Узнав о тяжких страданиях советского народа под пятой фашистских захватчиков, супруги Шаха принимают решение — добраться до Советского Союза, чтобы принять участие во всенародной борьбе с фашизмом. Их путешествие в условиях все усложняющегося положения в мире, в атмосфере нарастающего безумия — это отдельный материал для волнующей книги. Нет, они не успели добраться до Татьяниной родины, ставшей родиной и для Аксая Кумари. Они застряли в Иране.
Только в прошлом году, спустя тридцать один год, Шаха становится доктором Шаха. Свою докторскую диссертацию он защищает в Советском Союзе. Здесь же он издает и несколько своих работ.
— Вот взгляните, — доктор снова вытаскивает из заветной папки бумагу, из которой видно, что одна из его книг была издана по специальному заданию Марии Ильиничны Ульяновой.
Мы с увлечением слушаем эту историю, уверенные в том, что это почти диккенсовский сюжет со счастливым концом. Ведь порок-то наказан! Ведь добродетель-то торжествует! Ведь в современной Индии принят закон о равенстве всех граждан и кастовые преследования караются законом.
Увы, неожиданно для нас вместо традиционного хэппи энда мы слышим горькие сетования на судьбу. Оказывается, нынешнее положение супругов Шаха, уже пожилых и не очень здоровых людей, далеко от таких понятий, как счастье, или хотя бы удовлетворение жизнью.
Работает сейчас только Татьяна. Сам же доктор Шаха уволен с работы. Как говорится, по сокращению штатов. Пенсии не получает. Устроиться на новую работу ему очень трудно.
— Но почему же?
— А все потому же. Неприкасаемый…
— Но ведь новая Индия… Но ведь закон…
Закон законом, но въевшееся во все поры общества чудовищное представление о неполноценности хариджа-нов живет и сегодня.
— Поверьте, как ни трудно поверить в это вам, гражданам Советской страны, — что все мои несчастья до сих пор проистекают только из-за моей связи с этой злосчастной кастой. Вот сижу без работы. Пока был жив премьер Неру, мне было легче. Он знал меня и оказывал личное покровительство. Одно время я работал по его рекомендации на заводе в Бхилаи. Но при малейшем дуновении ветра в любую минуту я могу стать жертвой самосуда, жертвой ярости темной первобытной толпы.
Можно сказать, что проблема ликвидации пережитков кастового неравенства, понятная нам и прежде, стала теперь для нас куда яснее, наполнилась на примере истории доктора Шаха конкретным содержанием.
Не раз пробовали мы говорить на эту тему с представителями интеллигенции. Многие вели себя при этом так, точно мы допустили некую бестактность, касаясь этой темы. Другие отвечали уклончиво.
— По конституции касты уничтожены. Все граждане имеют равные права.
— Болезнь входит пудами, выходит золотниками.
Приходится, к сожалению, прийти к выводу, что проблема борьбы с психологией кастовости представляет собой в современной Индии сложный комплекс противоречий. Пережитки этой психологии приносят немало вреда развитию страны. Еще много потребуется усилий, в частности и писательских трудов, чтобы развязать этот непростой узел.
Нередко случается, что человек никогда не бывал в музеях своего родного города, куда выстраиваются ежедневно очереди приезжих. Но знакомство с новым городом почти всегда начинается с музеев.
В своей индийской поездке мы осмотрели их великое множество. Перед отъездом из Дели нам предложили познакомиться с музеем Неру (кстати, правильное индийское произношение его имени Джаухарлал — по названию двух драгоценных камней: джаухар и лал).
Внешняя сторона биографии Неру очень типична для государственных деятелей многих народов Азии и Африки. Став лидером национально-освободительного движения своего народа, такой человек обычно и возглавляет потом правительство страны, обретшей наконец независимость. Но по внутренней своей биографии, по богатству своей души Неру представляет собой явление уникальное. Это один из тех, кто всегда стоял над мучительной борьбой страстей, над честолюбивыми устремлениями. Это один из тех, чей негромкий голос всегда приносил миру, истерзанному войной и тиранией, успокоение и неяркий свет надежды.
И вот мы в высоком двухэтажном доме, стоящем посреди большого зеленого сада. Здесь он жил, в этом доме, возведенном некогда англичанами для командующего английскими войсками в Индии. С 1947 года, со дня независимости, здесь поселился премьер-министр Индии. В течение долгих семнадцати лет Неру возглавлял правительство независимой Индии, и все это время он жил в этом доме. Здесь же и закрылись навеки его спокойные, добрые, умные глаза.