Батима
Но мне, поверь, никто другой не нужен.
Султан Сауран
Абулхаир достойным будет мужем.
Батима
Слаба моя девичья голова.
Не понимаю, как это возможно?
Ужели обещанья и слова,
Все, чем мы дорожили, было ложно?
Султан Сауран
Нет, Бопайжан, правдиво наше слово,
Что было, это не обман, не сон.
И сам я неизбежностью сражен,
И все же благо племени родного
Дороже счастья нашего былого
И будущего; нет пути иного,
Чтоб сел Абулхаир на ханский трон.
Батима
О Сауран, мне слышать это странно.
Как ни глупа, я вижу путь иной.
Я брошусь в ноги, и родитель мой
Посадит на престол любого хана
Во имя счастья дочери родной.
Султан Сауран
Бопай, я знаю — это все слова,
И отказаться мы должны от счастья.
Без брачных уз, без кровного родства
Кто наделит Абулхаира властью?
Батима
Ужель случилось все это со мной?
И тот, кто был звездою лучезарной,
Торгует мною, как купец базарный,
Для собственной корысти иль чужой!
Султан Сауран
Отец твой волю дочери любимой
Дал не затем по доброте своей,
Чтоб безрассудно пользоваться ей,
А чтоб скрепить все шесть родов Алима.
Сама ты знаешь: тридцать сыновей —
Для власти тридцать золотых гвоздей,
Забитых, чтоб была неколебима.
Дочь любящая, будь отцу под стать,
Будь золотой веревкой, чтоб связать
Все узы ханской власти в час желанный.
И вряд ли выше будущего хана
Для твоего отца найдется зять.
Батима
Куда ж теперь мне — в петлю или в воду?
Твои объятья жгли меня, джигит,
Твое сегодня слово леденит.
Все отдала я, но тебе в угоду
Я все же не отдам свою свободу.
Султан Сауран
Бопай, кто о свободе говорит?
Едва родились мы, и в колыбели
На шею нам уже ярмо надели.
За все мы платим дорогой ценой.
Когда-то племени земли родной
Случилось на три жуза разделиться,
А завтра мы разделимся на тридцать.
А стать нам надо силою одной.
Казахи, мы должны объединиться,
И каждый должен чем-то поступиться
Во имя цели сей, а не иной.
Батима
И порешил ты поступиться мною!
Свободен ты, как хочешь поступай.
И если не твоей мне быть женою,
То все едино…
(Плачет.)
Султан Сауран
Замолчи, Бопай!
Я думал, что из ценного металла
Та создана, кого я так люблю.
А ты не отличаешься нимало
От тех, кому лишь слезы лить пристало.
Не плачь! Молчи! Терпи, как я терплю.
Батима вытирает слезы, суровеет. Гаснет свет, и сразу высветляется одна Батима-ханум. Она в траурных одеждах, как в первой картине.
Батима-ханум
Терпи, и я, послушная, терпела,
Хоть знали и за тридевять земель:
Могла я быть такой, какой хотела.
Ужели это я всю жизнь терпела,
Я, до кого дотронуться не смела
И в холод зимний лютая метель.
Сказали мне «терпи», и я терпела,
Укладываясь, хоть и не хотела,
Как в муравейник, в брачную постель.
Того я не спасла, кого жалела,
Кого любила, с тем я быть не смела…
А время шло, плело свою кудель…
Снова затемнение. На этот раз высветляется султан Сауран. Он закован, как в первой картине.
Султан Сауран
«Терпи», — сказал я женщине любимой,
Сказал, вонзил ей в сердце нож незримый.
Я думал: все оправдывает цель.
Той целью ослепленный и влекомый,
Кого любил, я отдал сам другому.
И все-таки от цели был далек.
Всем, что любил, пожертвовал. И что же?
На раненого волка стал похожим,
Что лапу перебитую отсек.
Как волк, в безлюдье, я блуждал, бывало,
И рану, что болеть не преставала,
Зализывал, и зализать не мог!..
Ханская ставка. Хан Абулхаир и Батима-ханум.
Хан Абулхаир
Скажи мне слово, Батима-ханум!
Батима-ханум
Я слушаю тебя, опора власти!
Хан Абулхаир
Нуждается сейчас мой слабый ум
В твоем совете и в твоем участье.