— А не скажет ли мне досточтимый синьор, — начал мальчик, — можно ли в следующий раз отделить процесс обучения от пинков, я — ребёнок талантливый, и могу усваивать информацию без подобных педагогических приёмов.
— Без пинков нельзя, — сухо сказал отец, — пинки улучшают память.
— А можно ли мне давать кому-нибудь пинки, если хочется?
— Конечно, только нужно знать, кому можно давать, а кому нет. Нельзя давать пинки тому, кто сильнее, и тому, кто главнее. Остальное лупи почём зря, чтобы уважали. Уважение — основа жизни.
— А как же различать всех этих людей? Как мне отличить, кто сильнее, а кто главнее? На них же не написано.
— Ну тот, кто больше тебя, тот и сильнее. А кто главнее, — тут папаша задумался, и пришёл к выводу, что так просто это не объяснишь, — чтобы научиться различать, кто главнее, а кто нет, нужно учиться в школе.
— И я тоже буду учиться в школе? — спросил мальчик.
— Да учись уж, всё равно бесплатно, — папаша махнул рукой, — может, выучишься на какого-нибудь инженера, врача, адвоката, а может, ещё на какого-нибудь жулика.
— Как славно, как славно, — запищал мальчишка и захлопал в ладоши.
— Э, слышь, не зови меня «достопочтимым синьором», что за моду взял.
— Хорошо, а как же мне вас звать? — деревянный человечек вылупил свои глаза на Карло и ждал ответа.
— Я — твой папаша, можно отец, можно папа, а зовут меня Карло Джеппетто — это моё имя. Понял?
— Да, Карло, то есть папа. Я всё понял. А как в таком случае зовут меня?
— Тебя? Чёрт, я ведь и вправду об этом не подумал, — Джеппетто стал чесать затылок, пытаясь придумать сыну какое-нибудь имя, но в голову лезли одни клички, обзывательства и слишком помпезное имя Сигизмунд.
— Ну, папа, какое же у меня будет имя? — продолжал приставать пацан.
— Имя должно быть, — соглашался отец, — а то интересно получается, только родился, пинков уже получил, а имя ещё нет.
— Может быть, Рафаэль, — предложил сынок, — мне нравится, красиво звучит.
— Что за глупости, Рафаэль — гадость какая.
— А может…
— Помолчи, дурья башка, отец думает, а ты его с мысли сбиваешь, — перебил сына Карло, — да, забавно получается, мальчишка получил пинки вперёд имени. Ха-ха. Пинки… Хм… Пинки, — и тут папаша расцвёл, — Решено. Такого имени я ещё не слышал. Будешь Пиноккио. Ха-ха-ха. Пиноккио.
— Папа Карло, — загнусавил мальчишка, — а нельзя ли мне иметь другое имя, боюсь, что с таким именем я стану объектом насмешек и преследований со стороны сверстников. К тому же полагаю, что это имя будет провоцировать их на всякие недружественные действия. Посудите сами, мало того, что я сам деревянный, так ещё и имя у меня про пинки.
— Ничего, ничего, злее будешь. Жизнь, Пиноккио, тяжёлая штука. И если ты с детства не научишься бить морды и раздавать подзатыльники, то тебя просто заклюют. Запомни это. А то, что имя про пинки — это хорошо. Это ведь не значит, что пинки будут давать тебе. Может, это ты будешь пинаться налево и направо, тем более что ноги у тебя деревянные.
В общем, Карло был доволен, что завёл ребёнка. «Будет ходить со мной по городу с шарманкой, будет петь и плясать, подавать будут больше. Вон он у меня какой красавчик», — думал Джеппетто, но сын прервал поток его приятных мыслей.
— Папа Карло, простите мою дерзость, но мне почему-то кажется, что мне хочется кушать.
— Кушать? Поглядите на него, ещё нигде и ничего, а уже «кушать», — разозлился отец. — Ты мне эти замашки бросай, «кушать», видите ли, ему хочется. Я тебе не граф какой-нибудь. А ну-ка бери веник, вон стоит, и быстро чтоб подмёл каморку. И сходи за водой.
— Хорошо, папа, — сказал Пиноккио.
— А если уж совсем жрать будет хотеться — попей водички.
— Хорошо, папа.
— А я пойду, может, где сворую пожрать.
— Папа, а разве можно воровать? — изумился сын.
— Эх, ты, дурак деревянный, конечно можно. Можно делать всё, если тебе за это ничего не будет. Запомни это.
— Хорошо, папа.
— Ладно, подметай, — произнёс отец и вышел.
А мальчик остался один. Он был очень хороший ребёнок. И как всякий хороший ребёнок, Пиноккио начал подметать каморку со всей тщательностью, на которую был способен и насколько ему позволяли остатки веника. А когда он засунул эти остатки под комод, который почти развалился, оттуда послышалось:
— Поаккуратнее, пожалуйста.
— Эй, кто там? — спросил Пиноккио, заглядывая в тёмную щель.
— Это я, Говорящий Сверчок.
— А что вы там делаете, синьор Говорящий Сверчок?
— Что, что, живу я здесь, вот что. А ты тут своим дурацким веником размахиваешь, пылищу поднял, — было видно по тому, что сверчок тот ещё брюзга.