— Извините меня, пожалуйста, синьор Говорящий Сверчок, но мой папа сказал, чтобы я подмёл пол, — начал оправдываться Пиноккио.
— А ты побольше слушай этого алкоголика, может, он тебе скажет в прорубь головой. Нырнёшь, что ли?
— Синьор Говорящий Сверчок, — произнёс мальчик серьёзно, — прекратите обзывать моего доброго папу Карло. А иначе…
— Ну а что иначе?
— Иначе я не буду с вами общаться. Вот!
— Ах, ах! Какое горе! Как я напуган и расстроен. Сын алкоголика, дебил с дурацким именем Пиноккио, не будет со мной общаться. Как я это переживу?
— А вот и не буду общаться, — твёрдо заявил мальчик, — и назло вам сейчас опять начну мести. И всю пыль загоню к вам под комод.
— Ну ладно, ладно, — примирительно произнёс синьор Говорящий Сверчок, — какой ты, однако, принципиальный.
— Будьте так любезны впредь, синьор Говорящий Сверчок, не обзывать моего папу обидными словами.
— А что ты за него так заступаешься? — спросило насекомое, — он вот как с тобой обходится. Ты только на свет появился, а он уже тебя отлупил. Имя, опять же, дал какое-то дурацкое, а пожрать не дал. А ты за него горой.
— Извините, что я вам это говорю, — твёрдо произнёс Пиноккио, — но мне кажется, что наши отношения с отцом никого, кроме нас, не касаются. И с вашей стороны очень неприлично подслушивать.
— А что мне ещё делать? — взвизгнул от возмущения Говорящий Сверчок. — Тут с самого утра творится какой-то бардак, невольным слушателем которого я являюсь. Сначала скандал с девкой, потом воспитательный процесс с тобой, а я всё это выслушиваю. Что же мне, по-твоему, уши затыкать? Так мне их придётся заткнуть на всю оставшуюся жизнь.
— Хорошо, я не могу обвинить вас в том, что вы подслушиваете нарочно, поэтому оставим этот разговор.
— Оставим, — согласился Говорящий Сверчок.
Пиноккио некоторое время молчал, размышляя о чём-то своём, а затем попросил:
— А не затруднит ли вас, синьор Говорящий Сверчок, вылезти из-под комода?
— Зачем это? — подозрительно поинтересовалось насекомое.
— Мне было бы очень любопытно на вас взглянуть.
— А веником драться не будешь?
— К чему же мне бить вас веником? Я надеюсь, что мы будем добрыми соседями.
— Ладно, — донеслось из-под комода, и из темноты вылезло насекомое.
— О, Господи, — Пиноккио даже отшатнулся, увидев его.
— Что такое? — поинтересовался Говорящий Сверчок.
— Ну какой-то вы… — мальчик не подобрал нужного слова.
— Какой? Какой я? — насекомому было явно не безразлично мнение мальчика по поводу своей внешности.
— Какой-то вы непрезентабельный, — пытаясь смягчить ситуацию, произнёс Пиноккио.
— На себя посмотри, — обиделся Говорящий Сверчок и залез под комод обратно, — чучело деревянное, а туда же, рассуждает ещё…
— Не обижайтесь, я…
— Молчи, деревяшка, тоже мне, верх эстетического наслаждения. «Непрезентабельный», видите ли. Умник выискался.
— Я не хотел вас обидеть, уважаемый Говорящий Сверчок, — горячо произнёс Пиноккио, — и в мыслях не было. Просто я представлял вас иначе.
— Ладно, парень, в общем, я не в обиде. Я и сам себе не очень-то нравлюсь, если честно. Только за то, что ты меня обидел, ты уж, пожалуйста, пыль из-под комода не выметай. Договорились?
— Договорились, — согласился мальчишка и принялся подметать дальше, — синьор Говорящий Сверчок, а давно ли вы тут живёте?
— Да нет, года три.
— А где жили до этого?
— О, — в голосе Говорящего Сверчка прозвучала сладкая истома, — до этого я жил в офицерском клубе.
— Да вы что? — Пиноккио даже перестал подметать. — Как интересно. А почему вы оттуда ушли?
— А, — Говорящий Сверчок, наверное, даже махнул одной из своих лап в разочаровании, — это всё из-за этих идиотов, тараканов.
— Вы что, с ними не ладили?
— Да нет, в общем, ладили. Не смотря на то, что они — законченные тупицы.
— Что же произошло?
— Вот тупые они, хоть кол на голове тещи. Сколько раз этим дуракам повторял: господа тараканы, будьте сдержанны в своих сексуальных порывах, будьте благоразумны, не размножайтесь с такой быстротой и в таких количествах. Я, конечно, понимаю, это дело приятное, но они меня не слушали.
— И что же?
— Тупые болваны отвечали: ты в нашу демографическую политику не лезь, а то мы тебе морду набьём.
— И чем же дело кончилось?
— А чем же это могло кончиться? Конечно тем, что господам офицерам осточертело вылавливать из супа этих ослов, этих демографических хулиганов. И они вызвали санэпидемстанцию. Те приехали и всё залили дустом.