-- И ошейник на шее. Ты чей холоп-то, Ванька? Бирки-то чего нет? Только купленный?
Бирку с меня Фатима еще в самом начале сняла. Чтоб не маячил.
-- Ладно. Выберемся - верну господам. Не боись - доброе слово замолвлю. Что ты не просто так по лесам бегал, а мне помогал. Чтобы тебя плетями не сильно. А то и вовсе выкуплю - такие шустрые в новом хозяйстве надобны. На вот, постирай хорошенько, костерок разведи - чтоб горяченького, веток мне наломай постелить. А я пока искупаюсь.
Похлопала меня милостиво по щёчке и в воду. Ножкой пробует. Повизгивает. А я стою... как дурак. В руках куча мокрого, грязного. Новоявленная хозяйка - дура. И маячит впереди перспектива, что плетями будут бить. Но не сильно. Кто? Укоротичи? Или Гордей с дочкой? Они -- и "не сильно"?!
Я уже говорил: для меня сильнее всяких базовых инстинктов - злость. Тут меня просто сносит. "Очертя голову" называется. Аккуратно положил тряпки на землю, спокойно до мешков наших дошел, достал пук вязок - ремешков всяких, от Перемога остались. Одну на финку свою в ножнах приспособил - на шею вместо креста. Остальные зубами ухватил. Тут она кричит:
-- Ванька, нарви там мха сухого и спинку потри. Да поживее - вода холодная.
Ага, был Иван - стал Ванька. Пошёл, нарвал. В лужу влез. К госпоже своей. Она на корточках сидит, глянула на мои ремни в зубах, смеётся:
-- Ты чего, усы себе решил сделать? Рано тебе еще с усами. Ты давай там, у меня между лопатками потри. Да смотри у меня - не ленись.
Ага. Молодая госпожа велела своему малолетнему рабу потереть ей спинку. Не угодит - плетей. Угодит - употребить, хоть и малолетка, но уже... Потом снова плетей. Просто так. Чтобы знал и помнил. Своё место. И в следующий раз сильнее старался.
Тут я мох в воду уронил, вязку из зубов достал. И накинул ей на шею. Как Фатима Юльке в подземелье. Коленом в спину - и тянуть. Я в этом мире много чего не знаю. Но учусь быстро.
Учусь-то учусь. Только она в полтора раза тяжелее меня. Мы свались в воду, но я - сверху, на её спине оказался. То ремешок тяну, то просто голову её в воде топлю. Так на ней верхом и выехал на берег. Топкое место. Пока она воду выкашливала - накинул и завязал ремешок на одном её локотке - до кисти не дотянутся. Дёрнул - она мордой в грязь болотную. Тут я и до второго локотка добрался. За спиной стянул. Она подыматься начала - я её за волосы и через спину навзничь, назад в лужу. Пока барахталась - на щиколотки петли сделал и ноги ей стянул. Сбегал за дрючком своим. Вот еще один выученный урок этого мира - Саввушкин. Не все, но кое-что запомнилось. Она уже снова на берег выползла. Лежит на спинке. Точнее - встала на мостик. На коленях, связанных за спиной локотках, и на темечке. Лодыжки к удавке ремнем подтянуты. Ладонями у себя между колен хлопает. Сама себе аплодирует. Ну-с, госпожа рабовладелица, а как у вас с букварём? Типа: "Рабы - не мы. Мы - не рабы". Я же предупреждал - я совок. В меня это крепко вбито. А разинщину с пугачевщиной не пробовали? Это про пугачевщину сказано: "русский бунт - бессмысленный и беспощадный". А ВОСР проходили? Не по учебнику, а по запискам очевидцев и участников. С обеих сторон.
Как в Алешках, которые у вас - Олешье, р-р-революционные солдаты и матросы поймали в тихом дачном городке отставного контр-адмирала и поставили его на мёртвый якорь. В Днепре возле пристани. В парадном мундире и всех орденах. А потом, проплывая над ним на лодках, мочились на золотой отблеск в днепровской воде.
Как исконно-посконные-православные семёновцы в Иркутске прихватили какого-то комиссара по хозяйственной части и, раздев догола, натирали селёдочными головами, а потом гоняли по льду реки в тридцатиградусный мороз. А тот все просил добрых казачков застрелить его. Помилосердствовать.
Я бы её забил насмерть. Или в куски порвал. Было такое желание. Она от моих ударов уползти пыталась. Я тогда прямо ей на лицо сел. Коленями плечи прижал, чтобы не отползала. Она уже почти на лобик свой встала, хрипела от удавочной петли, "свой ротик нежный открывала". Ну я туда и всунул. Что от полноты чувств встало, то и вогнал. На всю длину. Только сперва между челюстями её, далеко, аж за коренные зубы, рукоятку финки своей вбил. Хорошо что у меня хват - остриём вниз, как я половца убивал. Клинок в сторону отвернул -- и вбил. А то в горячке все лицо бы ей порезал. До ушей.
Интересно, а в моем мире я в такой позиции как-то не пробовал. У неё на шее удавка моя, а чуть выше выпуклость небольшая. Двигается вперёд-назад в такт моим движениям. Так вот до куда я достаю! А если снаружи пальчиком прижать? Тут её начало трясти судорогами и выворачивать. Еле успел у неё изо рта вытащить. И финку -- тоже.
Был у древних римлян такой великий политический деятель и полководец - Сулла. Отец нации, спаситель отечества и др. и пр. Когда он всех, кого надо и не надо, в Риме перерезал, то любил он устраивать тихие вечера со спокойной дружеской беседой в узком кругу. Естественно, за столом. Поскольку все что есть в Риме - к его услугам, то и посиделки эти были сытными. Без ограничений. А вот желудок даже у Суллы - не бездонный. Вот напробуется столп законности и хранитель свобод народных всяких деликатесов, и зовёт к себе в застолье двух рабов: одного с пером павлина, другого с золотым тазиком. И велит, победитель врагов внешних и внутренних, первому из призванных экспертов этим самым пером щекотать ему высочайший корень языка. Пока услуги второго с тазиком не потребуются. Гости, все сплошь патриции и трибуны, глядя на сие действо, также отправляются к собственным персональным тазикам. Тоже золотым. Сулла был демократ и различий ни в тазиках, ни в людях не делал. Потом вся тихая, благородно-патриотически-демократическая компания приступает к очередной серии банкета. С разгруженными ёмкостями.
У меня не павлиновое перо, но достал-таки до нужной анатомической подробности с аналогичным эффектом. Пока её выворачивало, пока она на живот переворачивалась, пыталась от всего этого отодвинуться при такой-то моей вязке, а потом в изнеможении снова туда же головой падала, я немного ослабил удавку. Грязная она какая-то. Перевернул на живот, уселся на плечи. Подбородок у неё сразу в мох ушёл, по самые ноздри. А я занялся её причёской. Кровь, грязь. Перепуталось, засохло. Ну нельзя же так с собственными волосами. Их и не будет. Сбрил. Под ноль. А как вы хотели? Это стрижка бывает разной длины, а вот брижка... до кожи. Она разок дёрнулась, я слегка порезал. Вид быстро выступающей полоски крови на нежной белой коже женского черепа... Меня снова затрясло. Так удобно сзади сунуть к горлу финку и легко так, без особого нажима, наточено хорошо... Но не в этот раз.
Потом оттащил её на брюхе в лужу. Свежевыбритой маковкой в прохладную торфяную воду. Ножки ей от удавки отцепил, на коленки поставил. Пока она, после освежения погружением, пыталась ртом, губками своими верхними, воздух схватить, раздвинул пальцами ей сзади другие, нижние губки. Не развязывая даже щиколоток... А она и не возражает, у неё другая, более актуальная проблема - как бы воздуха вздохнуть. И неторопливо, без суеты... Приподнимая удавкой госпожу свою на дыбки... Как меня самого поднимали в застенке... Задвинул в неё. До упора. Не давая ей раздвинуть колени. А что делать - она женщина взрослая, рожавшая, а я мальчишечка молоденький, до полного размера еще не выросший. Разницу в размерах надлежит компенсировать технологическими изысками. Хороший контакт получился - плотненький.
Я из неё вынимаю и ремень от петли на шее отпускаю - она лицом под воду уходит. Я вхожу - она сама мне навстречу надевается, чуть не просит - тяни удавку сильнее. Подними вздохнуть-то. Так-то госпожа боярыня - дышать будешь только по моей воле, с моей удавкой на шее и при полном моем в тебя погружении.
Даже излив, я не мог успокоится. Все хотелось вернуться и как-то... ударить, порезать, пнуть... Потом понял - она уже никакая. Не чувствует, не реагирует. Так, постанывает. Уже просто потому, что никак не мог выпустить нож из руки, побрил ей финкой лобок с промежностью и подмышки. Не люблю волосатых баб, зачем там эти кушири?
Пришлось перевязывать вязки, потом за кисти привязал к какой-то ольхе. Дал пинка - на бок завалилась. Была мысль - я вот спать лягу, она очухается и прирежет меня. Так-то она никакая, но у женщин продолжительность реабилитационного периода... - я по прошлой жизни знаю. Как с этим у туземок дело обстоит - неизвестно. Но из-под половчанина она быстро в себя пришла.