Мальвина и Пьеро спали, не раздеваясь, в двух больших креслах. Вдруг скрипнула дверь, и в комнату вошёл кто-то со свечой.
— Собирайтесь, — прошипел он.
— Уже? — тревожно спросила Мальвина.
Пьеро соскочил со своего кресла, подошёл к Мальвине и помог ей спуститься на пол. Пламя свечи колебалось, и на стенах качались зловещие чёрные тени. Сомнений не было: это пришёл палач.
Дети молча стояли рядом.
— Прощай, Мальвина, — наконец дрожащим голосом вымолвил Пьеро. — Извини, что часто надоедал тебе своими глупыми стихами…
— Нет, Пьеро, не говори так, — взволнованно сказала девочка. — Они мне всегда были приятны, это ты меня прости, что я тебя обижала, капризничала… — И Мальвина тихонько заплакала.
У Пьеро сжалось сердце, он нежно обнял её. И девочка его поцеловала.
— О, Мальвина! — воскликнул Пьеро. — Как я счастлив! Теперь и умереть не страшно!
— Хватит нежностей! — зашипел тюремщик. — Быстрее!
Пьеро взял Мальвину за руку, гордо вскинул голову и твёрдым шагом направился к выходу.
По лестнице спускались молча.
В тронном зале было темно, и только в распахнутую дверь проникал из сада лунный свет. В проёме виднелась фигура ду- болома с дубиной, который стоял, широко расставив деревянные ноги.
— шёпотом воскликнул Пьеро и, крепко сжав руку девочки, увлёк её бегом прямо к двери!
Они промчались между ногами дуболома, почти скатились по входной лестнице и очутились в тёмном саду…
— А куда дальше? — неуверенно зашептал запыхавшийся Пьеро.
— В эти кусты, — подсказал им из темноты знакомый голосок. — Там вас давно Артемон дожидается.
Убедившись, что куклы в саду, Руф Билан подошёл к трону, на ощупь нашёл отверстие замка в сундуке и открыл его. Он, конечно, знал, где спрятан Страшила. Пошарив рукой, ухватился за Правителя и вытащил его из сундука. Если бы Страшила был человеком, он бы давно погиб без воздуха, но чучело не очень пострадало. Правда, солома, которой он был набит, слежалась, кафтан помялся, а голова находилась где-то под мышкой. Руф Билан поволок его к выходу, оставляя на полу пучки соломы. Дуболом, стоявший у двери, спокойно смотрел, как Главный распорядитель тащит мешок соломы в сад.
Сойдя с лестницы, Руф Билан прислонил Страшилу к ограде и поправил ему голову. Страшила немного покачался из стороны в сторону и выдохнул что-то вроде «Уф-ф-ф…» Говорить он, конечно, не мог, так как нарисованный рот у него был стёрт.
— Ваше величайшее величество, — как можно ниже поклонился ему Руф Билан, — очень прошу вас не забыть, что это я спас вас из сундучного заточения! — Затем он шагнул в сторону и скрылся в кустах.
Лунный свет хорошо освещал фигуру Страшилы, и Буратино рассматривал его с некоторым недоверием. А вдруг изменник подсунул ему другое чучело, а не короля? От такого пройдохи всего можно ожидать. Как проверить? Тут он вспомнил рассказ Фараманта о том, что у Страшилы Мудрого острые мозги. Он привстал на цыпочки и ткнул деревянным пальцем в лоб чучелу. В палец вонзились сразу две иголки.
— Значит, ты и есть Страшила, — успокоился мальчик. — А я Буратино. Меня Главная ворона прислала освободить тебя. Пошли скорей отсюда, а то ещё Урфин проснётся.
Из кустов на лунную дорожку вышел верный пёс Артемон. Мальвина и Пьеро уже сидели на нём.
ОЧАРОВАННЫЙ ЧАСОВОЙ
Когда беглецы подошли к городским воротам, светало. Ду- болом Руб стоял на своём посту и смотрел на небо. Он сочинял стихи про рассвет.
Буратино подумал: «А вдруг дядюшка узнает бывшего короля и поднимет тревогу?» И он отвёл Страшилу в тёмную подворотню.
— Ты жди меня здесь. Я за тобой приду, — сказал Буратино и вернулся к друзьям.
— Доброе утро, дядюшка Руб! — закричал он ещё издали. — Это опять я. Отнёс конверт во дворец и теперь иду домой.
— А, Буратино! — обрадовался дуболом. — А это кто с тобой?
— Знакомься, дядюшка: это мои друзья-артисты.
— Очень рад, — кивнул головой дуболом. — А вы, — обратился он к Мальвине, — похожи на чудесный цветок, который называется «голубая мальва».
Девочка подняла на дуболома хорошенькие глазки:
— Вы, уважаемый, почти угадали, только зовут меня не Мальва, а Мальвина, — и очаровательно улыбнулась.
Дуболом Руб тоже заулыбался во весь рот, опустился перед Мальвиной на колено и с чувством продекламировал: