Выбрать главу

Вот и мой черед подошел. Рано или поздно очередь доходит до каждого и ты принимаешь на свою шкуру, считанное прежде голой теорией. Теоретики, мы знали это отлично, сочувственно качая головами, читали в газетах, наблюдали в стеклах экранов. И про Вьетнам слышали, и Афган был. Вот она настоящая перестройка, перестройка психики. "Начни с себя". И кончи с собой... Я останусь здесь навсегда. Я хочу остаться. Прошлое исчезло, будущее отпало. Старый Стас умер, новый не родится. Люди мира и люди войны... Мое вечное сегодня - война, злой дождь, трупы в канавах и горящая солярка.

Финиш... Не щадя ботинок, без дороги поднялся наверх, к штабу. Костик сидел у рации, связи не...

А забавно, старые интеллигентские штучки дают себя знать. Красивости, монологи, "умру, не рожусь"... Придумка, лилейные мучения. Клеймо "очкарика". Кем был Ерш? Баллоны на ЗИЛе катал. И что поменялось? Ничего. Жить стало лучше, жить стало веселее. Проще. "Прихожу раз со смены, вижу она с соседом в койке и фуфырь пустой на столе. Я ей как заеду в лоб! Что ж ты, тварь, говорю, я ж его к выходным припас!"

Финиш... Петруха оказался на кухне. Две бутылки из-под "Пепси", заткнутые деревяшками, мутные, полные до краев...

Наивные были! Вздыхали "Быдло!", "Homo sovieticus!", диспуты в газетах. Ни черта не представляли. Сто раз скажи "дерьмо", дышать труднее не станет. "Не знаешь ты мужика, барин, не знаешь. А мужик, он..." Откуда это? Постой в очереди за водкой, внимательно вглядись,  вглядись  в лица. Особенно, стоящих в первых рядах. Заверни в пивную, если найдешь, поцеди разливного дрянца из баночки, послушай зверьков...

Финиш... Последняя чистая рубашка, стиранная еще в Симферополе. Умыться. Остатки пасты из тюбика ножом, на палец и по деснам, по деснам... Можно начинать. Зубами ее не подцепишь, внутрь надо протал...

А как задергались, побежали по норам, как заплакали, когда посыпались маски и под ними рожи, рожи, рожи... Слов не понимают, на губах пена, а глаза-то, глаза! И уж страшнее не бывает, когда глянешь в зеркало, а там...

Все... Безвкусная она какая-то, не берет. Проводы. Так мы провожали Очкарика, Рыжего, Зяму - всех не упомнишь. И с каждым разом все меньше требовалось стаканов. А сегодня я пью из горла. Один. Счастливо, Стас!

- Здорово! - я поскоблил ложечкой днище кастрюли. Крема не было. Класс! Ты чего туда добавила? Мяты?

- Зубной пасты, - серьезно отозвалась Ирка. - "Aquafresh". Знаешь, есть такая, полосочками... Лапы прочь!

Я спешно отдернул руку от стоявшего на столе торта, и заныл: Немножко, с краешка хоте-е-е-ел!.. Чуть-чуть попробовать. Жалко, да?

- Не ной! - нахмурилась Ирка. - Нельзя!

Что она всегда умела делать - это торты. Ноздреватый, чуть влажный бисквит, перемежающийся слоями ежевики. Розовый, закатный крем, а поверху великолепная россыпь ягод...

- Ладно-ладно... - она не сдержалась, засмеялась, подошла и уселась на колени. - Прекращай! Ребеночек... Вино поставил?

- За окном. Не спеши, пусть похолоднее...

- А вот этим мы займемся потом... - она выскользнула из рук. - Нечего рожи корчить, успеется! Доставай вино, неси на стол. Торт тоже. Я сейчас.

Она вышла, а я перетащил все в большую комнату, достал клеенку, вынул из стенки чистые майонезные баночки, открыл, разлил и стал ждать. У соседей гремела музыка и рубили мебель. "Ламбада".

Ностальгический вечер. Давно так не сидели. "И когда еще сядем - вот вопрос", - ухмыльнулся внутренний голос. Ну и пусть! Сегодня я хотел так за закрытыми шторами, за крепкими стенами, при ярком электричестве, без предчувствий гражданской войны, без голода и страха. Я буду есть торт и вам его у меня не отнять.

В дверь постучали. Ирка. Накрашенная, причесанная, довольная собой и зеркалом. Котенок. Наверное, платье новое...

- Входите, мисс!

Но она не вошла, постучала снова.

- Заходи!

И опять стук.

- Эй!

Все громче и громче... Захотел встать, не смог. Ноги вмерзли в паркет, лед до колен... Почему? Топил же! А за дверью уже гремело, грохотало и исходили криком незнакомые голоса. С кровью и мясом выдрал ноги из трясущегося пола. Но погас свет и оказалось, что я лежу в серой тоске дождливого утра, глядя как открывается дверь.

Не в платье она была, в рваных джинсах, моем дождевике, с автоматом в руках. Бестолковый сон! Повернувшись на бок, я закрыл глаза и, натянув на голову одеяло, увидел то, что было на самом деле - яркий свет, вино и красивое платье. Я успел еще улыбнуться, прежде чем взорвавшийся торт ударил в лицо, залепив глаза алыми ежевичными брызгами...

Все оказалось выверено до мелочей. Пилот "вертушки" ювелирно усадил машину между двух скал, в километре от передовых постов. Даже не пившие и не спавшие не успели разобраться. Пулеметные гнезда закидали гранатами. Цели были известны, группы знали свои задачи и к приходу катеров работа закончилась. Горел и рвался склад, полыхал, укутанный бесполезной маскировочной сетью танк и черные фигурки перебежками двигались по склону. Треск огня сливался с выстрелами и криком.

Осечки не случилось - разведка сработала четко, как обычно. Бой кончился, командир десанта постепенно приходил в себя. С лица сошло выражение озверелой сосредоточенности, он уже мог говорить связно. Не выпуская из рук десантный "Тифлис", пытался что-то нашарить в карманах. Ирина протянула пачку сигарет, но он только покачал головой, бурча под нос. Вдруг радостно улыбнулся, достал из кармана конфету и, сорвав зубами обертку, закинул в рот.

- По времени ты хорошо уложился, молодец, - Ирина стояла у окна и смотрела вниз. Десантники "подчищали" поселок, догорала солярка, вдали постреливали.

- Вам спасибо, - невнятно выдавил командир. - Все точки указали, не то бы пришлось поковыряться...

- Ясновиденье...

- Как? - не понял он.

- Это называется ясновиденьем. Телепатия...

- А-а-а! Ну, конечно! - до развала командир успел закончить два курса института и некоторые термины еще помнил, хотя и с трудом. - Ваш дар...

- Прекрати! - отмахнулась Ирина. - Дрянь, дешевка... Вот был настоящий профессионал!

Она кивнула в сторону кровати, на скрюченное, прикрытое лохмотьями одеяла тела. Командир недоверчиво фыркнул. Кровать, шкаф, стена - все было изрезано пулями. Чувствовалось, стреляли много, не особенно целясь.

- Он сильно сдал. Хотя, был момент, когда я начала сомневаться...

Командир десанта еще раз взглянул на забрызганную кровью стену, подумал, что смерть во сне, в сущности не так уж и плоха, усмехнулся и спросил:

- А не боялись, что он вас как агента?.. Выведет?

- Едва ли. Я ведь его давно знала. Он всегда был таким... романтиком.

Командир согласно покивал и опять подумал, что не проснуться - просто отлично. Гарантия от неприятных сюрпризов. Он окинул взглядом ее ноги, грудь, попытался увидеть в ней женщину и не смог. Живой передатчик, агент, офицер безопасности, старуха с косой.

- Да, - он постарался придать голосу требуемую лояльность. - Пленных надо расстреливать, а за ошибки платить.

Ирина мельком отметила это вранье, глупое и неумелое, знакомо-романтичное, но тут же забыла о нем, нащупав в кармане сложенный листок.

- Три яйца, две чайные ложки лимонного сока, три столовые ложки воды, семьдесят грамм сахара, сто грамм муки...

- Что? - командир не понял. Она шептала, глядя пустыми глазами сквозь него, вдаль и молилась своим богам.

- Бисквитную массу выложить в смазанную жиром форму и выпекать при ста восьмидесяти градусах примерно семнадцать минут. Для начинки вымойте ежевику, размочите желатин в воде. Ягоды размять ложкой и смешать с простоквашей...