Поликарп Данилович пробыл в лесу до окончания смены, успел даже побывать в бригаде Заварухина. Оттуда возвратился задумчивый, кликнул ребят.
— Это хорошо, что вы соревнуетесь… Только по старинке все у вас получается…
— Это у нас-то по старинке?! — удивился Виктор.
— У вас! — отрезал Поликарп Данилович, оборачиваясь к сыну. — Надо соревноваться, но надо и хорошее что друг у друга перенимать. Перво-наперво это тебя касается, как тракториста. Разговаривал я с Генкой. Он смеется. Ваш Витька, говорит, пока заведет трактор, я уже со своим в лесу…
— Ну, это он хвалится, — угрюмо отозвался Виктор.
— Доля правды есть, чего уж там, — поддержал Поликарпа Даниловича Платон. — Надо кому-то из нас раньше выезжать в лес, разогревать двигатель…
— Так что присмотритесь, как работает Заварухин. Кичиться в таких случаях нечего… — сказал в заключение Поликарп Данилович.
На том и порешили.
У Анны, когда она шла домой, мысли все в голове перепутались. Так странно, так непонятно продолжали звучать в ушах слова Вязова: — «Не потеряй голову, иначе потеряешь счастье». «Боже мой, неужто я такая глупая, что не соображу, что к чему? — думала Анна. — И какое такое мне еще счастье надо, ведь все, кажется, есть…»
Шуба славно грела, поскрипывали по снежку белые, как он сам, чесанки, а сердце — тук-тук! тук-тук! «Чудной, право, — улыбнулась сама себе Анна. — Это я-то и вдруг какой-то руководитель. Хоть и кружком, все же руководить надобно… А, может, и впрямь поруководить? — спрашивала она себя. — Только вот как посмотрит на это Нестер?..»
— Чего это, зашлась-то? — встретил ее вопросом Нестер. Он сидел верхом на скамье и смолил дратву. Детвора играла тут же.
— Да так, морозно на улице, — соврала Анна. — Вот щеки и прихватило, — и она старательно стала тереть их ладошками, думая, сказать или не сказать мужу о предложении Вязова. Решила пока умолчать, пусть Иван Прокофьевич сам об этом Нестеру скажет.
Два дня Нестер молчал и только на третий день, вечером, за ужином сказал:
— Я, конечно, не против, чтобы ты с девками в клубе занималась. Только потребуй, пусть монету гонят, больно нужно задарма работать…
— Я скажу Ивану Прокофьевичу, — согласно промолвила Анна. — Это же как вроде учительница получается, а им за занятия деньги платят.
— Во-во! — чамкая промычал в нос Полушкин.
Но с Нестером о деньгах говорить просто, а как повстречала Анна Вязова так и застыдилась. Но согласие свое руководить кружком дала. «Как-нибудь в другой раз поговорю о деньгах», — подумала женщина.
— А когда на руководство приходить? — спросила она.
— Завтра, Аннушка, к семи часикам приходи…
«Ух, ты! — даже дух захватило у Анны. — Быстро-то как, завтра!»
На следующий день Анна с самого раннего утра была как на иголках. И чем ближе солнце скатывалось к сопкам, тем страшнее, неспокойно становилось у нее на душе. А когда осталось полчаса — совсем забоялась. «Хоть бы Нестер сказал что-нибудь напутственное, а он знай себе налопался и на боковую», — не находит себе места Анна. Выбежала во двор. Зачем, и сама не знает. Постояла у калитки, пока не промерзла. Возвратилась домой, глянула на часы. Без десяти минут семь. Снова выбежала во двор.
По улице гурьбой прошли девчата, свернули к клубу. Анну они не видели, зато она не отрывала от них глаз, пока те не скрылись в клубе. Клуб отсюда виден, как на ладони. «Не пойду, совсем не пойду, — испуганно подумала Анна. — Девки зубастые, еще насмехаться станут, как то пацанье… Ух ты, ну и попала с этим руководством!..»
— Анна Васильевна, опаздываешь!
«Кто это? — вздрогнула женщина. — Ну да, это Вязов, стоит на дороге, шевелит усищами и на часы поглядывает».
— Я сейчас, быстренько. Забегалась по хозяйству. — Анна оторвалась от калитки, вбежала в дом. Нестер уже храпит, ему нет заботы до Анны, до ее переживаний.
Женщина прошла к вешалке, потянулась было рукой к дохе, но вдруг отдернула, как обожглась. Снова запустила пальцы в мех, вздохнула и как-то робко надела свое старенькое пальто, подшитые валенки, повязала голову шерстяным платком. Потом собрала в узелок все свои вышивки, пяльцы, по карманам рассовала цветные нитки и мышкой выскользнула из дома. Идет Анна к клубу, а в коленках дрожь, прижимает к груди узелок с вышивками. «Ох, до чего же страшно-то!» — от волнения Анна чуть не постучалась в дверь. Робко потянула ее на себя, робко переступила порог. В зале пусто, на сцене пусто, только у стены гудит печь. «Зачем дрова на ветер пускать, — Анна подошла к печи, прикрыла поддувало. — Так и дров меньше и жарче будет… Но где же эти самые занятия-то? — Осмотрелась, нет никого. Поднялась на сцену. — Наверно этот стол для меня приготовили, — присела на стул, сбросила на плечи платок. — Ничего, мы люди не гордые, подождем, — решила Анна. Развязала узелок, разложила по столу свои вышивки. — А ведь и верно, ничего получается! — словно не своими, а чужими глазами посмотрела она на свое рукоделие. — А может, и никудышно совсем?»