— Да ведь она не одна, Поликарп Данилович! Она же с Суворовым живет. Как только возвратится он со сплава, они поженятся, — уже от себя приврала Рита.
— Если так, то, пожалуй, и добавим, — подумав, сказал Сорокин.
— Ох, уж эти мне огороды! — поднявшись на крыльцо, сказал Поликарп Данилович жене. — Слыхала, Катерина с Суворовым расписываются. А мы ей огород на одну нарезали. — Он стянул у двери грязные сапоги, в носках прошлепал на кухню. — Жрать чего-то захотелось, — почесал живот, заглянул в одну, потом в другую кастрюли — пусто. — А где же обед-то?!
— Поешь сальца. Замоталась сегодня, не успела приготовить, — отозвалась из сеней Нина Григорьевна.
— Сальца, — проворчал Поликарп Данилович. — Жуй ты его сама. Оно как подошва. Без недели сто лет этому сальцу! — Он еще долго награждал «сальце» нелестными эпитетами. Но ими брюхо не набьешь. Взял корочку хлеба, пососал. Аппетит волчий. Поликарп Данилович даже как будто помолодел, забыл об «аттестате старости», по делам забегался: то огородная комиссия, то комиссия по взаимопроверке между лесоучастками. Поликарп Данилович прошел в спальню, достал из сундука бережно сложенную газету, в который раз перечитал очерк о себе, о том, как он нашел останки Панаса Корешова. Прочитал и снова спрятал в сундук. Из райкома партии сообщили, что как только подсохнет земля, поедут за прахом Корешова. «А Катерине и верно надо огород прибавить, — подумал Поликарп Данилович и тут же: — Неужели Ритка за Турасова выходит?» Хотел позвать жену, но в сенях чей-то голос, кажется, супруги Вязова:
— Дело-то какое! — Она поднесла платочек к глазам, всхлипнула.
— Да что с тобой? — обескураженно спросила Сорокина. Поликарп Данилович даже сбегал на кухню, принес ковш воды. — Беда какая?
— Да уж не знаю как и ска-азать… — отвечала та нараспев. — Срам… Сашенька-то моя от Витьки… того… Сама сегодня призналась…
— Что такое?! — Поликарп Данилович даже присел.
Нина Григорьевна ойкнула, побледнела и тоже всхлипнула.
— Да как же это они, — только и выговорила она. — Без расписки-то…
— Твоя Сашка тоже хороша! — обозлился Поликарп Данилович. — Ишь, невтерпеж им стало! — Не выносил он бабьих слез. Топнул ногой, нахмурил кудлатые брови. — Хватит ныть. Идите по магазинам, завтра же свадьбу сыграем. А перед свадьбой жениха выдеру, как сидорову козу! Кобель!..
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
И веки еще липкие ото сна, а Софа уже торопит в лодки. Сорвало бон. Его развернуло и ухнуло о крутой каменистый берег, только шум пошел. В илистую затхлую протоку, как сельди в бочку, набились бревна. Для пикетчиков это — гиблое дело.
Умывались прямо с плота, брызгались, как мальчишки. Суворова чуть не столкнули в воду. Поели наскоро — всухомятку. Расселись по лодкам, налегли на весла. В лица ударил сырой, тягучий ветер, прогнал остатки сна.
— Нажимай, нажимай! — с подъемом выкрикивает Софа. В такт взмахам весел он то нагнется, то выпрямит спину, то поднимет, то опустит руки. Колышутся уши у заячьей шапки, болтаются завязки туда-сюда, туда-сюда. — Раз-два, раз-два! — Его голос сливается с говором ближних перекатов.
Лодки идут наискосок против течения, чтобы не снесло далеко. В первых лучах развеселого солнца поблескивают мокрые лопатки весел. Подошли к протоке.
— Корешов, Суворов, со мной, — командует Софа. Прыгает из лодки на бревна. В руках у каждого длинный багор. Остальные пикетчики остаются в лодках.
— Принимай! — Софа вонзает острие багра в крайнее бревно. Ему помогают Корешов и Суворов. Вытолкнули бревно к лодкам. Лодочники вывели его из протоки, пустили на простор реки.
Через несколько часов присели на перекур. Сверху тарахтение моторной лодки. Повытягивали шеи — кого еще там несет?! Куприянов! Ясно, инспектировать едет, на то он и начальник сплавной конторы. Кто-то зашевелился — работать надо.
— Неудобно все же — вот, скажет, работнички.
— Сиди, перекур так перекур, — говорит Софа. — Зачем пыль в глаза пускать, пыль всегда пылью и останется… — умозаключает он.
Платон невольно ловит себя на мысли, что ему по душе такая прямота и честность.
— Прими лодку, — толкает Корешова в бок Петро.
Платон идет к реке. На нем прорезиненная зюйдвестка, на ногах болотные сапоги. Оттого он кажется еще шире в плечах и выше ростом. Забрел по колено в воду, ветер разметал русый чуб. Вытянул руку, поймал нос лодки, одним махом вытащил ее на берег. Куприянов здоровается с ним за руку.