— Какую новость привез? — спрашивает Софа и скалит зубы. Он всегда их скалит, точно всем хочет показать, как хороша жизнь.
— Ничего нового, вот разве только передачку. Кто здесь Суворов? — Куприянов поднял над толовой объемистый узел.
— Ай да баба! Ай, хороший человек! — ударяет по коленкам Софа.
— Да, уж женщина так женщина, — поддакивает Куприянов. — Пристала — и все тут! Вези, говорит, меня на пикет… Еле отговорил, а передачку все-таки сунула…
Петро смущен. У Петра кривятся в улыбке обветренные губы. Он растерянно топчется с узлом, не знает, что же с ним делать. Потом кладет на землю, развязывает.
— Налетай, братва! Еды на всю бригаду хватит!.. Расселись вокруг узла.
— А на двенадцатом бы следовало по берегам поставить козлины, а? — Куприянов чистит яичко. — Люблю всмятку, — приговаривает он.
— Надо бы! — чамкает Софа. Его любимая поза — сидеть поджав под себя ноги.
Платон тоже ест из общего «котла». Такой уж характер у Петра — для других он готов отдать и свою рубашку. Софа ввел в бригаде такой порядок — зарплата всем поровну. «Уравниловка», — сказал как-то Наумов. Хабибулин на это темпераментно возразил: «Какой такой уравниловка! Он человек, я — человек, всем деньги нужны. Моя бы платил их не по чину, а по тому, кому они нужнее… я бобыль, а у него — пятеро детей, я бригадир, а он нет, кому прикажешь больше платить, а?!» У Софы, как заметил Платон, был на многие вещи свой взгляд, своя философия, подсказанная жизнью. Он, например, мог, не моргнув глазом, соврать хоть кому, если считал, что это на пользу дела. Так, например, когда бригада выезжала на сплав, всем выдавали по одному одеялу, Софа раздобыл по паре.
«Я ему (завхозу) сказал, нет совсем одеял. Он мне раньше выдал без расписки. Тот башка хватил, как нет, куда делись! Давал еще. А уж потом я ему говорил честно, он ругался, зато всем тепло…»
— Лихая у вас технорук, — между делом заметил Куприянов. — Промчалась на «козлике», когда на лесоучасток ехал, как угорелая. Наверное, в леспромхоз по какому важному делу вызвали.
— Ага, по делу… — покрутил головой Софа, посмотрел на Платона, дальше разглагольствовать не стал. — Ладно, надо работать, — вдруг поднялся Хабибулин. — Катерина, шайтан, всех обкормила, теперь ленивый, как баран, будешь…
Снова протока, и снова бревна. «В леспромхоз помчалась!» — Платон с остервенением, что есть силы всадил острие багра в толстое, важное бревно с косым срезом…
«Козлик» Рита вела на большой скорости. По днищу дробно стучали мелкие камешки; брезентовый верх бился на ветру, будто над головой Риты не отставая летела стая птиц. Машину водить тоже научил ее Турасов. Рита отлично помнила эти уроки. Бывало, она заезжала в кювет, растерянно и даже испуганно вцепившись пальцами в баранку, а Турасов, сидевший справа в роли пассажира, едва уловимо улыбался и шутил: «Завтра же застрахую жизнь…» Он нарочито медленно вылазил из кабины, заглядывал под колеса и, разыгрывая Риту, делал серьезное лицо. «Н-да, Маргарита Ильинична (он отчего-то всегда называл ее по имени и отчеству), рессоры полетели. Придется на ваш счет их отнести.
Ему будто нравилось видеть, как у Риты совсем по-детски вздрагивали розовые губы, как она вскидывала брови. А когда Турасов, открывал, что это всего лишь шутка, Рита вспыхивала. Ему нравилась она и такой — горячей, ершистой…
Быстрая езда несколько успокоила Риту. Она уже подумала, стоило ли вообще выезжать в леспромхоз. Ведь ничего, собственно, не произошло. Ну, не позвонил, ну, не приехал, мало ли у него забот… Но что означал этот нагловатый смешок главного инженера — к нему гости приехали… Рита непроизвольно прибавила газу.
«Нет, нет, Сергей не такой, — убеждала она себя, — он хороший, он лучше всех…» Ей припомнилась живо, до мелочей последняя их встреча. Они тогда тоже ехали в машине, Турасов сидел за баранкой. Рита в шутку призналась, как когда-то, стараясь представить себя в роли жены, принялась утром делать пельмени. Но Турасов не рассмеялся — и Рита почувствовала себя страшно неловко — подумает еще, что она набивается ему в жены. Потом он неожиданно сказал: «Вчера в «Комсомольской правде» читал анкету с вопросами. Извечная тема семьи и брака. Есть там и такой вопрос, почему, мол, иные семьи молодоженов быстро распадаются, не выдерживают испытание временем. Кстати, одной из таких причин является неумение молодой жены готовить обеды. Да, да, не смейтесь. Ведь в семейной жизни, кроме цветов и любви, есть и другая сторона — черновая. Сегодня жена не захотела пришить пуговицу, завтра постирать белье, послезавтра муж идет на работу голодным… — Турасов сделал паузу. — А весна-то какая. Весна!» — вдруг сказал он, точно захотел скрасить свои рассуждения о семье и браке. Вообще, за его мыслью Рита иногда не успевала уследить: он мог говорить о лесе, делах, а потом вдруг без всякой связи сказать: «Фантасты изощряются друг перед другом, показывая, каков будет человек будущего. Вот, например, Ефремов в «Туманности Андромеды» выдвигает такую теорию: со временем человек освободится от воспитания детей. Якобы материнство в человеке — это не изжитый инстинкт животного. А, по-моему, материнство — это самый большой дар природы человеку. Утратив его, человек потеряет свое лицо, потеряет самое дорогое чувство!..» «Вы увлекаетесь фантастикой?!» — не скрывая удивления, спрашивала Рита. «Почему бы и нет. Как, по-вашему, зачем детям нужны сказки? Сказки пробуждают в ребенке любознательность, дают толчок для мышления… Но вот ребенок вырос, перерос сказки, а что дальше? Если он будет занят только узким кругом забот, из такого человека получится деляга, сухой, расчетливый деляга». «И вы бы такому человеку советовали читать фантастику?» — с иронией перебивала Рита. Турасов ничуть не обижался на тон, с каким был задан вопрос. «Зачем так прямо понимать, — спокойно отвечал он. — Но если, грубо говоря, такому дяденьке не хватает фантазии, которая бы чуть-чуть приподняла его над землей, то большой пользы от него для общества не жди. Ведь вы помните, как в той же «Комсомольской правде» на запуск наших ракет был напечатав и такой отклик: зачем, мол, осваивать космос, когда мы на Земле еще всех благ не добились… Вот они, такие люди, о которых я вам только что говорил…»