Ульяна продолжала заплетать косы. Волосы у нее были блестящие, как каштан, если его потереть ладонью, рыжие, с золотистым отливом. Она сосредоточенно о чем-то думала, опустив веки.
— Я бы хотела быть учительницей — заниматься детьми. Своих ведь у нас нету, — сказала она деланно равнодушным голосом, словно иметь детей вовсе не было ее страстным желанием, словно невозможность стать матерью не мучила ее постоянно.
Адам утвердительно кивнул головой:
— Хорошо. Записывайся осенью в среднюю школу.
Последовало продолжительное молчание. Ульяна встала и, подойдя, остановилась против него, скрестив руки на груди и внимательно глядя на него своими ясными, прозрачными глазами с золотыми точками в зрачках. Адам замер на месте. Он попятился бы, но пятиться было некуда — за ним была стена.
— Что тебе?
— Адам… за что ты меня ненавидишь? — спросила она.
У нее дрожали губы и глаза были как-то особенно лучисты — она стояла у окна, и послеобеденное солнце ярко освещало ее лицо. Адам нахмурился и отвернулся:
— Откуда ты взяла?..
— Зачем ты пришел за мной? — неожиданно спросила Ульяна.
Адам отодвинулся:
— Что ты от меня хочешь? Оставь меня в покое!
Но Ульяна тоже шагнула в сторону, так, чтобы опять оказаться против него.
— Что у тебя на душе? Почему ты так ко мне относишься?
Адам изменился в лице, глаза его потускнели:
— Зачем спрашивать? Разве не знаешь? Не знаешь, что ничего с этим не поделаешь? Чего ж ты меня зря растравляешь?
Ульяна побледнела.
— Значит, ты опять за старое… — пробормотала она.
Адам молчал, стиснув зубы.
— Может и правда лучше мне было покончить с собой… — продолжала Ульяна. — Я ведь когда-то собиралась, только смелости не хватало. Все надеялась, что ты за мной приедешь…
Адам огорченно пожал плечами:
— Я и приехал…
Ему хотелось сказать: «Зря приехал… Все равно ничего из этого не вышло…»
— Лучше бы я повесилась, — пробормотала Ульяна.
— Лучше бы потерпела тогда год или два, меня бы подождала, себя бы соблюла, с Симионом бы не жила…
Бледный, сжимая кулаки, он смотрел на нее мутными, злыми глазами. Ульяна опустилась на кровать.
— Теперь этому не поможешь. Не мучай меня, Адам. Что мне делать? Ошиблась я, по слабости…
— Почему не дотерпела? Почему не подождала? — крикнул Адам. — Вот так и со мной было, когда я тонул. Думаешь, легко мне было, когда я выплывал на поверхность? Чуть не лопнул, а ведь не хлебнул же, вытерпел, не потонул. Отчего люди тонут? Оттого, что не могут вынести! А ты почему не вынесла, почему не дотерпела?
— Не в терпении было дело, не спешила я замуж, — вздохнула Ульяна. — Измучили они меня, Адам, довели… Опять же все говорили, что ты умер. Что мне было делать?
— Спать с Симионом! — произнес Адам с выражением безграничной гадливости.
Ульяна еще больше побледнела и посмотрела ему прямо в глаза:
— Грешно тебе, Адам. Не справедливо это… Ты не знаешь, как мне жилось с Симионом…
— Спроси хоть у него, — сказала она со злой усмешкой. — Узнай, много ли он от меня радости видел…
— Я верю тебе, верю… но все равно это не выходит у меня из головы… Не выходит…
Последовало молчание. Комната была неуютная, почти пустая, со свежевыбеленными стенами.
— Может, нам разойтись? — пробормотала Ульяна.
— Нет, — процедил сквозь зубы Адам. — Я этого не могу. Не могу и не хочу. Но все равно то, что у нас с тобой — не жизнь.
— Чем же я виновата, Адам?
— Почему не дотерпела, почему не дождалась?
— Да, мой грех… Не мучай меня за прошлое, Адам, не мсти, не наказывай…
— Все равно я более наказан, чем ты, — пробормотал он. — Ты не знаешь, как это меня мучает, как сверлит… Ты не знаешь, о чем я думаю, когда это на меня находит, что у меня тогда перед глазами…
Закрыв глаза, он громко простонал и заскрежетал зубами от невыносимой душевной пытки. Ульяна схватила его за плечи и принялась трясти:
— Адам! Адам! — в ужасе кричала Ульяна, которой еще не приходилось видеть, как люди по-настоящему скрежещут зубами. Когда она слышала выражение: «скрежетать зубами» ей не приходило в голову, что это действительно бывает. Страдания мужа ее пугали.
Адам тяжело дышал.
— Оставь, Ульяна, — сказал он чуть слышно. — Наверное, я просто сумасшедший. Этому не поможешь. Ты, бедная, ни в чем не виновата. Что тебе было делать…
Он был так бледен, голос его — так слаб, так беззвучен, что Ульяна пришла в отчаяние.
— Нет, Адам! Не говори так! Лучше уж ругай меня! — воскликнула она, ломая руки.
Адам беспомощно пожал плечами. Он был совершенно обессилен. Они еще немного поговорили, но ничего важного сказать друг другу уже не смогли, и в театре только перекинулись несколькими фразами о шедшей пьесе. Всю дорогу домой они молчали. Ночью, в кровати, каждый постарался отодвинуться как можно дальше от другого. Оба не спали и долго лежали, боясь пошевельнуться, напряженно вытянувшись, как чужие. Было уже совсем поздно, когда Ульяна протянула руку и, обняв Адама, обдала его горячим дыханием: