LIV
Поздно ночью они увидели мигавший в море огонек. Огонек был даже не особенно далеко от них, как-то сразу показавшись среди волн, сквозь пелену, разносимой ветром пены. Он то прыгал короткими прыжками во все стороны, то крутился на месте, то мерно раскачивался, то дергался, то, наконец, ненадолго успокаивался и потом снова принимался прыгать… Адам, широко расставив ноги и с трудом найдя равновесие, поднялся и протяжно, во всю глотку, стал звать на помощь. Но ветер подхватывал, разносил его голос и даже, казалось, старался запихнуть обратно в охрипшую глотку Адама вырывавшийся из его груди отчаянный вопль. Остальные проснулись и тоже принялись орать изо всей мочи.
— Огня! — крикнул Адам, нагнувшись к самому уху Емельяна.
Емельян в отчаянии стал колотить себя кулаками по голове:
— Штормовые фонари! Фонари! Ведь до сих пор не выдали!
— В ведре! — крикнул Адам.
Емельян, не теряя ни секунды, принялся шарить в кромешной тьме, среди мокрой снасти и не менее мокрых человеческих тел, пока не нашел ведра. Наполнив его сухими щепками, стружками и древесным углем, припасенными и хранившимися в ящике, на корме, он зачиркал спичками. Но спички отсырели, а те, которые ему удавалось зажечь, немедленно тушил ветер. Тогда Ермолай достал свое огниво и, спрятав его от ветра в ведре, принялся высекать искру, в то время как остальные продолжали взывать о помощи. Но мигавший в море огонек даже и не думал приближаться. Рыбаками уже начинало овладевать отчаяние, как вдруг из ведра, которое Ермолай держал своими толстыми, короткими руками над головой, появилось пламя, но тотчас же легло, задуваемое ветром. Через несколько минут огонек стал увеличиваться, и вскоре из темноты вырос целый куттер, то высоко подбрасываемый волнами, то зарывавшийся между ними. Пена тогда покрывала его целиком, пока его нос не выскакивал из воды в почти вертикальном положении и топовый огонь не принимался описывать в воздухе безумную спираль. Куттер вел на буксире пустую лодку. Когда он остановился в нескольких саженях от терпевших бедствие рыбаков, из штурвальной рубки с неясно синевшими стеклами показалась темная фигура. Ежеминутно рискуя быть смытой волнами, она крепко, обеими руками, держалась за мачту. До рыбаков долетели заглушаемые ветром звуки человеческого голоса.
— Говорит, чтобы мы к нему подходили! — крикнул Емельян.
Но Адам, схватив бабайку, уже действовал ею вместо руля. Емельян, Ермолай и Афанасие налегли на весла.
Они приблизились к куттеру, который, по сравнению с их узкой, легкой, похожей на ореховую скорлупу лодкой, показался им большим и тяжелым, и стали заходить с подветренной стороны. Послышался гул мотора. Они остановились, суша весла — собираясь упереться ими в борт куттера — и стали ждать, чтобы его поднесло к ним ветром. Но куттер и лодку так бросало, что всякая попытка прыгнуть с нее на палубу означала почти неизбежное падение в воду или перелом зажатой между двумя бортами ноги. Ермолай хотел прыгнуть, но всякий раз куттер выносило наверх, и рыбакам приходилось отталкиваться изо всех сил, чтобы он не раздавил их скатываясь с волны.
— Конец! Буксирный трос! — крикнул Емельян, снова принимаясь грести.
Старшина куттера понял и сам, держась за трос, пополз на корму. Волны то и дело переливало через борт, и они окатывали старшину целым потоком пены, но он только встряхивался и упорно полз дальше. Наконец канат был подан и перенесен ветром через лодку. Адаму удалось его поймать, а Емельяну — закрепить за коуш на баке, где все еще сидел безучастный ко всему Симион. Теперь он вдруг вскочил, прыгнул в море и, ухватившись обеими руками за буксирный трос, стал подвигаться к куттеру. Воспользовавшись минутой, когда левый борт оказался в уровень с водой, он вскарабкался на палубу и уцепился за ванты. Адам взглянул на Емельяна: оставаться в лодке и рисковать жизнью не было больше никакого смысла.
— Все за борт! — крикнул он.
Старшина куттера упрятал Симиона куда-то в трюм и подал знак, что он ждет остальных. Ермолай бросился в воду и поплыл, в то время как Афанасие, чтобы избежать столкновения, отталкивал веслом шедшую на буксире пустую лодку, то и дело кидая на Адама и на Емельяна тревожные взгляды. Парень был мертвенно бледен, что было заметно даже при фосфоресцирующем отблеске волны, и, очевидно, сильно перепуган.
— Прыгайте в воду! — повторил Адам.
Но Емельян упрямо покачал головой.
— Емельян!
— Я остаюсь в лодке, — крикнул он. — Теперь безопасно! Куттер отведет нас к «мамаше»!