— Лучше бы вовсе не рожала… — мрачно откликнулся Прикоп.
Старик внимательно посмотрел на своего собеседника.
— Смотри, Прикоп, не наглупи… — проговорил он, потом с легким птичьим посвистом отправился на противоположную сторону палубы и постучал в дверь.
— Who’s there? Come in![6] — ответил чей-то голос.
Старший механик вошел. Стоя посреди каюты, пахнувшей мылом и одеколоном, высокий, худой брюнет, в одних кальсонах и майке, раскладывал на кровати кипу чистых белых рубах. К стенам были приколоты кнопками фотографии всевозможных размеров, изображавшие женщин. Некоторые из них были сняты нежно прижимающимися к хозяину каюты, Спиру Василиу, старшему помощнику капитана «Арабеллы Робертсон».
— Что, старина? — сказал он приятным баритоном, улыбаясь и показывая белоснежные зубы, что очень нравилось женщинам, отвлекая их внимание от редеющих волос и начавшей обозначаться лысины старшего помощника.
— Садись. Выпьешь виски?
Мохнатыми руками (Спиру Василиу был очень волосат), украшенными золотыми часами с золотым браслетом и массивным золотым кольцом, он принялся доставать из шкафчика бутылку и стаканы.
— Что это ты, Спиру? Разбираешь белье?
— Готовлюсь к встрече с каракасскими красавицами, — со смехом ответил Василиу.
— Вот поймаешь злостный тропический сифилис, тогда и будешь знать, — сказал старик.
— Волков бояться — в лес не ходить, — смеялся Спиру Василиу, пожимая плечами. — Мы один раз живем на свете. Надо пользоваться…
— Тебе что! Другой заботы у тебя нету… — пробормотал старик, вспомнив о Прикопе.
— По одной в каждом порту! — весело хохотал Спиру Василиу, окидывая взглядом висевшие на стене фотографии.
Из леса снова раздался грозный звериный рык. Старик насторожился, но звук не повторялся.
— Знаешь что, Спиру? — начал он. — Этот Данилов — липованин[7] из машинного отделения… когда ты решишься на что-нибудь рискованное, то возьми его — пригодится. Он вроде ягуаров, которые ревут в этих зарослях.
Старший помощник капитана пожал плечами:
— Меня не интересуют рискованные дела… я больше по дамской части…
Старик утер рукой струившийся со лба пот.
— Неужели ты хочешь сказать, — продолжал Спиру Василиу, — что на свете существует что-либо интереснее женщин?
Старший механик сделал свою любимую гримасу, опустив нижнюю губу, отчего его лицо приобрело выражение глубокого отвращения:
— На свете вообще нет ничего интересного… решительно ничего!
— Ты — старик, тебе уже не до баб, потому-то так и рассуждаешь, — заметил Спиру Василиу.
— Ты прав: я рассуждаю так потому, что я старик, все это прекрасно знаю и все на свете перепробовал, — сказал старший механик. — В жизни нет ничего, ради чего стоило бы особенно стараться. Все, Спиру, — дрянь и чепуха! Куда девался сифон? Вели, чтобы тебе принесли другой, со льда!
В конце этого лета «Арабелла Робертсон» находилась на Мальте с грузом машин для Александрии. Оставалось погрузить оборудование для канализации и трубы, предназначавшиеся тоже для Египта. Когда Прикоп возвращался из города, работа, несмотря на поздний час, шла полным ходом.
Ветра не было, воздух был неподвижен, сухая, раздражающая нервы жара стояла над Ла-Валеттой. Старинные каменные стены крепости были насквозь прогреты солнцем — стоило притронуться к ним рукой, чтобы в этом убедиться. Из подвалов несло тухлятиной. На улице, по которой быстро шагал Прикоп, из всех окон, сквозь опущенные жалюзи и вечно задернутые шторы струился свет. Стоя в освещенных дверях, какая-то женщина в халате крикнула Прикопу:
— Eh, tu, vieni qua[8]!
Прикоп окинул ее беглым взглядом. Женщина смеялась, глядя на него, и ее раскрытые, толстые, ярко намазанные губы обнажали крупные зубы, из которых одного недоставало. Растрепанные, спадающие на плечи волосы, глупый, отвратительный смех, черные чулки, распахнутый халат, голый живот и выставленные напоказ отвислые груди изобличали дешевую проститутку, из тех, что обслуживают простых матросов, с которых много не возьмешь. Прикоп отвернулся и, ускорив шаг, пошел дальше…
Он только что покинул заведение, где были как раз такого рода девицы и, выйдя оттуда, свернул сначала за один угол, потом за другой и почти бегом спускался теперь к порту, не замечая ни высеченных из камня гербов над дверьми домов, где когда-то жили рыцари, командоры и магистры мальтийского ордена; ни сверкающих вывесок над магазинами; ни пьяных английских матросов и солдат, которые, держась под руку по шесть человек в ряд, ходили по улицам, горланили песни фальшивыми голосами и заставляли прохожих сходить с тротуаров; ни ресторанов и кабаков, где продавались более дорогие женщины, для людей с достатком, — не таких, как Прикоп, — ничего этого он не замечал, будучи всецело погружен в свои соображения. Ему срочно нужно было поговорить со старым Стягой, посоветоваться с ним, пожалуй, даже пообещать ему денег.