Степанян на мгновенно потерял сознание, ему даже показалось, что он летит вниз, в разъяренное море. Но это ему только показалось. Руки сами делали свое дело, и вот машина снова выровнялась.
Вражеский транспорт, аккуратно разломившись на две части, уходил в воду. Кормы уже не было видно, а нос задирался кверху, как будто транспорт хотел еще раз вдохнуть свежий морской воздух.
Теперь можно было уходить: экипаж и груз надежно похоронены в море.
Самолет Степаняна приземлился на аэродроме.
Нельсон вылез из кабины и против обыкновения молча пошел к товарищам.
— Ну как, можно поздравить с новой шлюпкой? — поинтересовался кто-то.
— Спасибо. Шлюпку потопил, да заодно и транспорт, — сдержанно ответил Нельсон.
Но он не мог долго оставаться серьезным или сердиться на друзей. Он снова заулыбался и, уже смеясь, рассказывал какие-то подробности боя.
А через несколько дней он отправил домой письмо, адресованное жене, но посвященное сыну Вилику:
«Пусть простит он мне, что я не мог поздравить его с днем рождения (14 августа) и послать ему подарки. Но зато в честь своего сына я обрушил несколько сот килограммов бомб и тысячи патронов на гитлеровских бандитов, возмущающих покой нашего народа, и потопил транспорт водоизмещением и 3-тысячи тонн…»
Много вылетов совершил Нельсон Степанян, и, наверное, почти о каждом из них можно было бы рассказать особо. Ведь не случайно в октябре 1942 года летчику гвардии капитану Нельсону Георгиевичу Степаняну присвоили звание Героя Советского Союза.
Наградой для него был и недолгий отпуск, и Степанян поехал повидать родных в Ереван, туда же должны были приехать его жена и сын, он также решил завернуть в Баку, где прошла его юность.
…Баку. Степанян остановился у своей тетки в старой крепости. После грохота войны его оглушили тишина, покой, неподвижность. Странными кажутся ему узкие улички, взбирающиеся по крутым склонам, небольшие дома с крошечными двориками, заметный издалека ханский дворец с его минаретами и крепостной стеной. Нельсон снова почувствовал себя мальчишкой, тем любознательным тихим пареньком, который много лет назад приехал сюда из родного Еревана.
В квартире тетки мало что изменилось со времени его отъезда из Баку. Все та же скромная обстановка, все так же, хотя, пожалуй, сильнее скрипят ступени, ведущие в ее квартиру. Они здорово расшатались, эти ступеньки, ведь по ним прошли уже, наверное, много тысяч шагов. А вот дворик стал еще меньше, совсем крохотным, это потому, что Нельсон отвык от таких масштабов. Ведь его глаза привыкли к морю, к его бесконечным просторам, а здесь все ежа-то и собрано на крохотном пятачке. По двору бесшумно пронеслась кошка, за ней другая… Так вот, наверное, будет всегда. Он помнит, что его в детстве всегда поражало обилие кошек, носившихся как угорелые по двору и не обращавших ни на кого внимания… В узких небольших комнатах тетки мебель расставлена так же, как и раньше. Старая тахта, до которой усталый Нельсон с трудом добирался вечером и где он спал как убитый, по-прежнему стоит на том же месте. Стол, покрытый белой скатертью, фотографии на стенах, время, кажется, прошло мимо них, не задев их своим безжалостным крылом. Хотя и здесь есть перемены: на старинном буфете стоят его, Нельсона, фотографии и лежит аккуратно сложенная пачка писем. Знакомые треугольнички — это его письма, по ним он может проследить свой боевой путь.
Конечно, приезд Нельсона был для всех его родных и соседей большим событием. В эти дни негде было повернуться в маленьких комнатках Лалазаровых. А ребята, те просто сидели на ступеньках и ждали, когда, наконец, выйдет герой. Степанян прекрасно понимал их волнение, и хотя он почти никогда не надевал ордена и медали, а носил колодки, тут он надел их все и в парадной форме спустился вниз к мальчишкам. И здесь, в маленьком дворике, произошла первая встреча-интервью с боевым героем. Потом всяких встреч было много — Степанян, казалось, был нужен всем: школам, заводам, предприятиям, но такой второй встречи не было. В какой-то степени это была встреча с детством, с юностью, когда человека интересует осе, когда он задает прямые вопросы и требует на них такого же прямого и честного ответа.
Мальчишки замерли и в немом восхищении уставились на живого героя. Конечно, было бы лучше, если бы он был огромного роста, какой-нибудь необыкновенный. Но перед ними стоял невысокий человек со слегка усталыми темными глазами. Обыкновенный человек. Совсем как их отцы или старшие братья. Совсем такой же. Но он был героем, и Золотая Звезда не оставляли повода для сомнений. И мальчишки взрослели за это короткое мгновение и начинали понимать, что героизм не удел необыкновенных людей, как в растрепанных приключенческих книжках, а что-то гораздо более близкое, но оттого не менее величественное.