А кто Сибилла? Может, Кармен, чахнущая от тоски?
Вечером возвращается жар. Добрая Мэриан уже бежит с таблеткой и чашкой лимонного чая, одновременно поглощая трёхэтажный сэндвич с сыром и беконом.
- Я, - говорит, - всё дикак де дождусь твоих извидедий за дочдое дападедие.
- Ду, извиди. Я просто боялся, что ты убрёшь, как Бирадда...
- Ха! Да да таких харчах захочешь - де побрёшь! ... Тебе колбаски отпилить?
- Спасибо, де хочу.
- Есть дадо депребеддо! Еда - это сила.
- Лучше дай бде капли в дос.
- Да оди де работают ди хреда!
- Блид! В последдий раз дапобидаю: в боёб добе - де выражаться!
За такими душевными разговорами мы коротали наш сопливый вечер, по очереди ползая то в ванну полоскать горло или парить ноги, то на кухню за чаем и перекусом.
Последней мыслью дня стало вот что: Миранда извела себя дурацкими голодовками. Её иммунитет развалился. И почему-то апельсинов она не заказывала. Неужели не слыхала об изобретении доктора Полинга? ... Да и вообще была ли она так уж образованна? В Ледимонте их, поди, только банты завязывать учили для открытки красиво надписывать, а в художественном училище и подавно не до книжек...
За четверг я дочитал "Портрет"...........................................................................
В пятницу Мэриан была уже совсем здорова и, рассекая по дому, хвасталась своим лёгким, глубоким дыханием, а меня всё сильнее плющило. В панике я непослушными пальцами взломал ампулу пенициллина и немедленно выпил...
Гадость несусветная! Меня вырвало. К счастью, рядом стоял таз с остывшим за ночь горчичным отваром.
- Ой, дурак! - вздохнула моя санитарка и утащила грязную посудину.
Я решил сдаться, дать болезни убить себя. Глотаю последнюю пилюлю - и всё. Пить буду, а есть - уже нет.
К вечеру накатила смертная тоска. Попросил Мэриан надеть синий мирандин свитер и рассказать мне сказку.
- Про что?
- Про старика-водядого.
- О`кей, - она забралась ко мне на постель, сложила руки на коленях, - Жил-был молодой король, только что в должность вступил после отца. И вздумалось ему провести в своей земле учёт всего и вся: и население записать, и дома пересчитать, и скот, и птицу, и мельницы, и мосты; и дороги измерить вширь, и леса-поля - по площади, и реки-озёра - в глубину. Колесил он так по стране больше полугода со свитой секретарей, составлял перечни, карты и диаграммы.
Вот у самой границы в дремучей чаще он нашёл круглый каменный колодец, открыл и опустил лот, но какая-то сила рванула его на дно, а из дыры вылез старик-водяной, злой, что покой его нарушили. Король объяснил, что просто собирает сведения о своих владениях, а старик ответил, что вся вода принадлежит только ему, если же кто не верит, то он в единый миг осушит все водоёмы государства до последней лужи, только пруд у главного дворца оставит полным, но вода там будет чёрной и горькой. А для возвращения рек, озёр и ручьев нахальный смертный должен бросить в тот последний пруд то, чего он в своём хозяйстве не знает.
Король показал старому бесу свои реестры, я, мол, всё у себя знаю, но вспомнил, что давно не был в столице и поспешил домой. Встретила его королева с младенцем на руках - это родилась недавно принцесса, и уже дюжина соседних королевичей к ней сватается.
- Придётся отказать всем, - сказал новоявленный отец и со слезами рассказал о проклятии водяного.
- Так это не все наши новости, благоверный мой государь, - молвила королева, - У нас тут много что ещё произошло. Вот, например, мука, с прошлого года долежавшая, зачервивела, да в амбаре изловили десять крыс, да каретный сарай погорел, да конь твой боевой околел - лежит он на холме, вороны его клюют, а в черепе змеи свили гнездо. А главное - поймала стража шайку разбойников. Они сидят в тюрьме и ждут твоего суда.
Король просветлел лицом, вытер глаза, сделал нужные распоряжения и на утренней заре вышел к последнему пруду. Старик-водяной тут как тут, расчёта ждёт.
- Извольте, ваша сырость, - говорит монарх, - Не знал я, странствуя, что в прошлогодней муке завелись черви.
И слуги сбросили в пруд мешки, от которых сыпалась белая пудра, и вода стала густеть, как суп.
- Не знал я также, что сгорел у меня сарай.
И пожарники сгребают в пруд гору пепла, головешек и обугленные брёвна.
- Не знал я и о крысах, расплодившихся в амбаре.
Тут сторож вытряхает в пруд клетку, где томились крысы.
- Может, это всё? - спрашивает демон.
- Нет. Не знал я и о смерти любимого скакуна.
А конюхи волокут в пруд полуистлевший труп, багром катят голову, обжитую гадюками.
- Ну, теперь-то всё!? - спрашивает водяной.
- Нет-нет! Не знал я о шайке головорезов, терроризировавших всю мою страну, пока я путешествовал.
А полиция уж гонит на берег сорок разбойников, сталкивает их в пруд. И вот в воде, серой и густой от муки, плавают лошадиные кости, вьются змеи, цепляются за обгорелые доски и матерятся отморозки, а по их макушкам прыгают крысы.