- Есть. А зачем?
- Просто надо.
- А йод или спирт?...
- Нет.
- Почему ты всё время забиваешься в эту каморку?
- Мне здесь нравится. ... Я ведь родилась в подземелье - в бомбоубежище во время фашистского налёта.
- Знаешь, что пишут в газетах? Доктор Полинг выступил с призывом о ядерном разоружении, так прямо и обратился ко всем королям, президентам и диктаторам. Я думаю, такого человека должны послушать больше, чем десять ваших маршев протеста. А не послушают, так он их враз без витамина С оставит, и всё тогда, хана милитаристам! ... Ну,... улыбнись хоть чуть-чуть? ............ Шоколадку хочешь?
Мне так и не удалость её развеселить. При том она уверяла, что я ни в чём не виноват, просто у неё бывает такое состояние, но скоро пройдёт.
Среду я должен был обвести на календаре чёрным фломастером.
Беспечно вхожу я в отделение банка, показываю документы, прошу выдать очередную тысячу фунтов, а кассир отвечает, что на моём счету столько и нет.
- А сколько там? - спрашиваю, взявшись за край бюро.
- Семьсот сорок.
- И всё!?
- Да, сэр.
Как же так!? Их же было семьдесят штук!!! И всего за год... Правда, я купил громадный дом с землёй, большую машину, спровадил родню в Австралию, а потом все эти лакомства, дамские капризы. Они меня разорили!
Ну, вообще-то у меня ещё есть три тысячи в виде алмазно-сапфирного колье, и самое время его вернуть!
На двор вышел обгорелый Ленни, мистер Преисподняя, как кличут его приятели, муж Теи.
- Дина нет пока.
В серых сумерках сыпет мокрый снег, а я сижу в фургоне, оцепенелый, впившись пальцами в руль. Ехать даже не могу - такой у меня шок. Пытаюсь кумекать, как жить дальше? Снова работать? Только не клерком! Только не среди этих тупиц и пошляков!
Кое-как улеглось на душе. В конце концов, я уж дважды за последний месяц был готов к смерти, а тут - какое-то банкротство, подумаешь!
Вернулся, рассказал Мэриан. Она ни капли не смутилась.
- Вот и отлично. По тебе давно работа плачет. Парень молодой, здоровый, а дома бьёт баклуши, над книжками киснет...
- В офис я не вернусь!
- И не надо. Фоткай для журналов и газет, на фургоне таксуй - вози компашки к морю.
- Этих хиппи? У них же в карманах ветер свищет.
- Ну, натурой бери...
- Какой ещё натурой? Хватит вздор молоть!
- А не хиппи, так семейки на вокзал или в порт, если кто в путешествие едет. Как раз и чемоданы все поместятся.
- Но это летняя подработка.
- Ничего, каких-то три месяца перекантуемся.
Да. Запасы еды сделаны, одежда имеется, так что деньги можно будет поберечь. И их не так уж мало.
- Потом у тебя же сад! Там можно овощей насадить, чтоб не покупать те же лук и фасоль.
Она даже воодушевилась, от меланхолии не осталось следа.
- А с видеокамерой можешь свадьбы снимать. Там тебя и накормят! Или сам чего слямзишь. Так что нос не вешай, всё наладится. ...... Но мотик - чтоб был!!! И дом не вздумай продавать.
Конечно, я не мог его продать. Вдруг новый хозяин станет копать, где не надо...
Снова снится мёртвая девушка в лодке. Грязная река, в которой плавают окурки и бутылки, приносит её в Камелот, похожий на старинный док или верфь. Рабочие, все в перепачканных смолой лохмотьях, закоптелыми баграми цепляют расписной челнок, притягивают к берегу и восторженно ахают. Старшой вытирает руки замызганной тряпицей, благоговейно наклоняется и берёт холст с голой тёткой.
- Ё-моё! Братцы, да это никак Пикассо! Во ништяк-то!
- Верно, Джо. Этот самый его голубой период...
- Да какой ещё Пикассо? Это Модильяни. Чё-то из раннего.
- Не, Модильяни глаза не так рисует. Гоген, мужики. Как пить дать, Гоген.
- Сам ты Гоген, дубина. Такие цветовые гаммы характерны для позднего Ваг Гога.
- А пожалуй, Чарли. Это я слегка напутал: там Гог и тут Гог...
- Белены вы все обелись. Это же Кокошка, во всяком случае, весьма похоже.
На прекрасную леди никто и не взглянул. Забытую лодку снова влекут тёмные воды. Она теряется в высоких сухих тростниках.
Бросаюсь в реку, пытаюсь плыть туда, к моей принцессе, но вода, что чёрное густое тесто, и меня в нём крутит, крутит, ничего не могу сделать. И просыпаюсь. Еле живой от ужаса, гадливости, злости.
Но это был не просто сон. Я голову на отсечение дам, что в реальности слышал те слова и видел изображение, о котором спорили грязные уроды. Но где?
Утром, на свежую голову, даже после кошмара соображается лучше. Я быстро вспомнил о так сказать произведении моего соперника, которое по заказу Миранды мне втюхал столичный галерейщик. Я тогда торопился и не стал просить чего поприличней... Она, эта похабная пародия на портрет, валяется где-то на чердаке.