Нда... Я пожарил яичницу, сделал бутербродов с колбасой и сыром, заварил ещё чаю - всё это исчезло быстрей, чем за двадцать минут. Зато я был объявлен "классным".
- Знаешь, - говорю, - здесь душновато. Давай проветрим помещение, а я тебе заодно и дом покажу.
Повёл ее наверх, оставивши двери подвала нараспашку и включивши вентилятор.
В какую комнату бы мы ни заходили, Мэриан ахала и выдавала что-нибудь типа "Обалдеть!" или "Шикарно!", или "Ой, какая прелесть!". "Какой весёленький половичок!", "Какие нарядные блюдца!", "Какой дорогущий диван!" - у меня аж скулы сводило от этих бесконечных дифирамбов. Бабочек я её пока не решился показать, чтоб не устроила ещё какую-нибудь... профанацию.
- А где же твои книжки?
- Да вот.
- Маловато.
- Где же маловато! Двадцать семь штук!
- А у Санни Уинтерборна их тыща. Такой прошаренный - жуть! Ничего почти в квартире нету, одни книги. А та, которую ты мне обещал?...
Я вытащил Сэлинджера из-под Гойи.
- А чего она в газете? Да ещё приклеенной?
- Видишь ли, она... ну...
- Что, запрещённая?
- Да...
- Ух ты! Круто!
Запрыгнула в кресло и принялась читать. Вдруг взвизгнула, подскочила:
- Куртка!!! Венди меня убьёт!!!
Опрометью кинулась из комнаты. Я - за ней, но угнаться не мог. Она примчалась в подвал.
- Вот она! Слушай, как тебя...
- Фердинанд.
- Мне надо бежать, вернуть подруге её вещь!
- А хочешь, я сам её ей отвезу. У меня есть машина.
- Правда!? Вот здорово! Я, признаться, не хочу ей сейчас на глаза показываться.
Сказала адрес и прибавила:
- Поспеши, пожалуйста! Это её единственная тёплая шмотка!
Сперва у меня и в мыслях не было везти куртку какой-то Венди, по магазинам пройтись - это да. Но по дороге задумался: ведь если единственная, и с виду недавно купленная... Девчонка, наверное, вся извелась, на улицу выйти не может... Она на меня и не взглянет, она только о куртке и думает. Надо вернуть, а то не по-людски. К тому же вдруг эта Венди окажется милой и всё такое. Тогда я смогу преспокойно спровадить обжору и заняться той.
Я однако решил соблюсти осторожность, такой предпринял манёвр: на месте подозвал какого-то мальчишку лет десяти и велел ему позвонить в тот дом, спросить такую-то особу, передать ей одежду и получить за это целых полшиллинга. Пока я ему втолковывал, всё выходило складно, как в повести, но мелкий паршивец, отойдя шагов на двадцать от фургона, драпанул вдруг по улице с курткой в обнимку. Не помня себя, я помчался за ним, насилу нагнал через полтора квартала. Мальчишка ударился в рёв:
- Сэр, простите ради Бога! Такая хорошая куртка! Я хотел её маме подарить!
И люди уж оглядываются, не ровен час пристанут, что обижаю ребёнка. Сунул ему в грязную лапу два шиллинга, не без труда отнял куртку и потащил сам возвращать.
Венди оказалась надменной девицей и крупными каштановыми кудрями. Она так и рванула у меня из рук свою драгоценность.
- Ты кто такой?
- Друг Мэриан, Фердинанд.
- Ну и имечко. Вроде как у того козла, который там какого-то принца грохнул, и мировая война началась, только не помню, какая по счёту. А своей нищебродке передай, чтоб ко мне больше носа не казала. Я из-за неё не попала на "Доктора Нета"!
Вот грымза! Меня такая злость разобрала! Ну, думаю, сейчас ты у меня схлопочешь!
- Весьма, - говорю, - соболезную, что не попали. Вам к доктору давно необходимо.
Как она меня облаяла - не предать! Но всё равно моральное превосходство было за мной, я говорил со смыслом, а она тупо бранилась.
Всё же какие бывают скверные люди! А я-то, болван, ещё ей куртку пёр! Лучше бы брызговики ею вытер. Или тому мальчугану отдал.
А чего же я ещё собирался сделать? Ах, да, затариться.
Сперва попался книжный магазин, продуктовый был дальше по той же улочке. Ладно, начнём с духовной пищи. Захожу. Продавец, почтенный сухощавый дядька, улыбнулся: "Не спешите, молодой человек, осмотритесь хорошенько".
Глаза, конечно, разбежались. Миранда знала, какие книжки лучше, а для меня тут тёмный лес. Ничего, интуицию никто не отменял. Что-нибудь да приглянется. И точно! "Портрет Дориана Грея". Та самая фамилия! и про картины - наша тема!
- Вот это, - говорю, - давно уже искал!
- А не желаете из новинок?
И показывает книженцию, на которой, кажись, и впрямь типографская краска не обсохла, а заглавие такое, что мне вдруг сердце захолонуло: "Заводной апельсин". Что за бред!? Они там совсем уже рехнулись, эти писатели!?
- Благодарствуйте. Я техникой не интересуюсь, я больше по искусству.
Снова улыбнулся, взял деньги, и я отчалил, но с таким пакостным ощущением, будто у меня всё нёбо и язык наждаком покрыты, а сердце - скомканная грязная бумага в луже крови. Но не зря я призывал интуицию. Откуда-то снизу по кабелю спинного мозга пошёл тихий сигнал: живой апельсин!