- Класс. Одолжишь на вечерок?
- Конечно.
Не проходит и часа, как самый начитанный в мире гангстер обнимает в моей прихожей Мэриан, называет её малышкой. Она ему сама рада до смерти, отвисевшись у него на шее, бросается ко мне, благодарит, целует в щёку крепко и жарко. Ни одна девушка со мной так себя не вела. Вечер складывается прямо идиллический, и я при всём желании не могу пожалеть, что привёз сюда этого человека. За столом он держался почти как нефтяной магнат в ресторане с серебряной посудой. Видно, что воспитан хорошо. Когда Мэриан предложила послушать музыку, он выбрал Орффа и между песнями рассказывал, какими были средневековые студенты, которые их сочинили.
Я предложил ему помыться - мне ещё в машине хотелось это сделать. Он спокойно согласился, но попросил ничего не делать с его одеждой. После купания он неожиданно снизошёл до моей пижамы, напомнил про "Бурю" и стал искать себе место для ночлега, очень похожий на охотничью собаку, потерявшую след.
- Давай я покажу тебе отпадную комнатушку, - сказала Мэриан и повела его в подвал.
Там он остался.
Меня всё это начало нервировать. Он как будто паломничал по местам Миранды.
Его тряпки лежали на полу ванной в абсурдном для себя виде - аккуратно сложенные.
- Не трогай это, - Мэриан говорила строго и взволнованно.
- Почему?
- У Дина особенная одежда, к ней не надо прикасаться.
- Обычные грязные обноски, которым место на свалке.
- Нет, - она силом увела меня в коридор и в гостиную, - не знаю, стоит ли тебе говорить... Только не думай, что он чокнутый или маньяк какой, но... он выкупает у тюремщиков вещи осуждённых на смерть или пожизненный срок и носит сам.
- Если это не безумие, то что?
- Ну,... так он вроде бы... заботится об их душах... Религия такая.
- А парадный костюм у него - эсэсовская форма?
- Не можешь без дуростей, да?
Она легла спать в той комнате, где снималась под "Полюби же...".
Я - нигде. Сидел в темноте перед выключенным телевизором и высматривал в выпуклом стекле, что творится в дальних странах: как бунтуют в Мозамбике, как роют землю на Кубе, как в Голливуде угрюмый толстяк осматривает клетки с воронами.
В восьмом часу жилица прокралась мимо меня на кухню.
- Я не сплю, - сказал я.
- А не помешало бы.
- Мэриан, послушай. ... Будет лучше, если ты уйдёшь вместе с Дином.
- Вот ещё номер! Куда, интересно? Из-за тебя я потеряла и квартиру, и работу!...
- Я дам тебе денег. Пять тысяч фунтов. Жильё найдётся, работа тоже...
- Но я не хочу уходить!
- Я тебя не спрашиваю. Это мой дом, и мне здесь никто больше не нужен. Возвращайся к семье и друзьям.
- Нет!
- Семь тысяч. ... Восемь.
- Хватит! Никуда я не уйду!
- Десять!
- Нет!
- Почему!?
- ... Из-за тебя. ... Ты мне нравишься.
- А как же твой кумир Марлон?
Скрестила руки на груди.
- Я уже не ребёнок.
- Да, конечно. Ты очень хорошая девушка. Я хотел бы тебя полюбить. Я старался... Но... моё сердце - как стакан, который наполнили и сунули в морозилку. Понимаешь, что с ним сталось? Оно треснуло от края до края и кажется целым лишь потому, что примёрзло ко льду, распирающему изнутри. Оттай его - и оно развалится! Твоя красота, доброта... меня просто убивают.
- А как же моё?...
- Ничего не выйдет!
- Посмотрим!
Она убежала на кухню, стала там свирепо хлопать дверцами и грохать посудой.
Спускаюсь в подвал. Стыд и ужас! Я запер Дина! Хоть бы он этого не заметил!
- Доброе утро! Как спалось? Мэриан уже готовит завтрак.
- Я не буду есть.
- Ладно. ... "Бурю" прочитал?
- Да, но говорить о ней сейчас не смогу, обмозговать всё надо хорошенько.
- Дин, мне неловко просить, но... возьми что-нибудь из моей одежды. Хотя бы рубашку или... не знаю, носки, бельё какое...
- Почему нет. Выбери, что тебе не нужно. Но уж тогда ты моё барахло постирай и сам носи. Считай, побратаемся.
Что же мне отдать? То, в чём я схватил Миранду на улице? Да я уж и не помню, в чём тогда был. Помню только, в чём хоронил её. И что она заставила меня снять в тот проклятый вечер. К этой одежде я прикасаться не хочу: противно. Подарю похоронное.
Мэриан уговорила гостя съесть хлеба с джемом и выпить кофе, а я вызывался подбросить его до Льюиса под тем предлогом, что у меня самого начинаются курсы.
Всю дорогу Дин молчал, курил, глядя в окно, вздыхал и ёрзал. Я мог только догадываться, что его гложет. Не доезжая милю до города, он попросил высадить его, проветриться, мол, хочет, прогуляться. Я так и сделал.