Не испытала она особой радости от царского помилования; к тому же была уверена, что ей просто заменили палача: её казнит чахотка, и произойдёт это гораздо раньше, чем через 15 лет! Но в тот момент одно её радовало: теперь-то она обязательно увидит сына. Может быть, даже завтра! Скорее бы наступило завтра! Однако назавтра ей прочитали правила для осуждённых, из коих она узнала, что ей не полагается ни свиданий с родными, ни переписки, ни книг…
Вскоре за Людмилой пришли, чтобы увезти к новому месту заключения. Ей принесли тёплую одежду («Значит, далеко! В Сибирь?»), надели кандалы. Оковы не оскорбляли Волкенштейн, она даже гордилась ими.
Тюремная карета направилась почему-то к Неве, а когда все вышли и сели в стоящий у берега катер, Людмила догадалась, что её ждёт.
Как раз той осенью на одном из островов Невы была закончена реконструкция Шлиссельбурга, воплощённого в камень ужаса. Крепость издавна была для России тем же, чем были для Англии Тауэр, а для Франции Бастилия: правительство замуровывало в её казематы своих наиболее опасных политических противников. В числе первых заключённых реконструированной тюрьмы были и женщины – Вера Фигнер и Людмила Волкенштейн. Первой суждено было просидеть в «каменном мешке» 20 лет, второй – 13.
…День за днем, месяц за месяцем, год за годом – невыносимо медленно тянется время в камере-одиночке. Да и само понятие времени исчезло: не было здесь ни дней, ни ночей, ни зим, ни вёсен… Узники не виделись ни с родными, ни с соседями по камере, не имели права ни писать, ни читать, они даже фамилии отныне не имели, обозначались номерами… Что же у них было? Тишина. Но и тишина здесь не благо – пытка, она ощущается физически, давит на уши, вызывает слуховые галлюцинации…
А ещё были воспоминания, хотя вспоминать вроде и нечего: прожито всего двадцать шесть, из которых только последние пять лет Людмила считала прожитыми правильно, с пользой…
А что было раньше? Была небедная мещанская семья: отец Александр Петрович Александров – казённый лесничий, консерватор по убеждениям, желчный по характеру; мать Авдотья Карповна – домовладелица, две сестры и три брата.
В детстве Людмила любила бывать в лесу, и отец нередко брал её с собой в свои поездки по казённым угодьям. Возможно, что частое и долгое пребывание на природе наложило отпечаток на характер девочки, придав ему мягкость, мечтательность, любовь ко всему живущему. Десяти лет она поступила в женскую гимназию Фундулеева. С ней училась девочка-горбунья. Однажды, когда учитель начал насмехаться над несчастной, Людмила встала и сказала, что бесчестно и подло смеяться над физическим недостатком человека. С тех пор и всю жизнь Людмила брала под свою защиту и опеку более слабых.
Незадолго до выпуска Людмила Александровна познакомилась со студентом медицинского факультета Киевского университета Александром Волкенштейном, молодых людей сблизила любовь к театру. А потом пришла любовь…
Через год она закончила гимназию, он получил диплом врача, и они поженились. Вместо свадебного путешествия отправились на Черниговщину, где Александр получил место земского врача.
Какой Людмила была в ту пору?
Из донесения помощника начальника Волынского губернского жандармского управления.
«…Между молодёжью Людмила Александровна зовётся Людой. Приметы её: среднего роста, хорошо сложена, лицо красивого овала, карие, довольно большие глаза, тонкие тёмные красивые брови, волосы густые тёмно-каштановые, имела привычку заплетать их в одну косу и спускать её, лоб высокий, чистый, цвет лица довольно белый, румяный – вообще тип малороссийской девушки… В обыденной жизни Людмила Александровна одевалась в общепринятые модные платья, в таком виде посещала и знакомых; но любила наряжаться в малороссийский костюм, с босыми ногами, и так ходила на сенокос к крестьянам во время уборки. В то время она представляла из себя вполне сырой материал. Очень любила полиберальничать на словах, проповедовать необходимость труда, но сама весьма не любила чем-либо серьёзно заниматься, хотя бралась за многое; так, взялась за изучение акушерства по книгам – бросила, взялась за математику – бросила, то же самое последовало со столярным ремеслом…»
Прошло меньше года супружеской жизни, и Александра неожиданно арестовали, увезли в Петербург. Людмила, которая готовилась стать матерью, уехала в Киев. Авдотья Карповна, мать Людмилы, визгливо кричала: