Я решила немного размяться: потянулась вниз, к пяткам, а потом в стороны, и снова вниз. Я с детства была гибкой. Папа говорил: гнусь, но не ломаюсь. Ни разу даже носа не оцарапала, падала с годовалого возраста с лихими кувырками, тут же вскакивала и бежала дальше. Ходила на руках, делала простые «колеса» и более сложные сальто. Но вот танцевать боялась.
Я поднялась, не в силах усидеть на месте, стала потихоньку покачиваться в такт музыке: приподнималась на носках, и перекруживалась, и так увлеклась, что не сразу заметила подошедшего Конлета.
— Как вечер, продолжается? — сказал он таким тоном, словно я безнадежно испортила людям праздник. Я вздрогнула и застыла столбом.
— Да, хорошо продолжается, Конлет. А ты как?
— Ничего, — ответил он выразительно, и это незатейливое словно прозвучало как выстрел. — Капитан нам все рассказал. Про корабль, — закончил он.
Я напряженно ожидала продолжения.
— Фрэйа, почему ты раньше не говорила, что так хорошо чувствуешь корабль? — произнёс Конлет с укором.
— Потому что каждый раз, когда я начинала разговоры на эту тему, ты не хотел слушать.
— Разве я не хотел? — сердито спросил он. — Может, тебе так казалось?
— Нет, Конлет, не казалось. Я не находила поддержки, и поэтому перестала заикаться на эту тему.
— Какая же поддержка тебе была нужна?
— Самая обычная, Конлет — ты мог меня хотя бы раз выслушать, но ты не хотел слушать. Помнишь, тогда, в апреле, на празднике Весны? Или зимой, когда дорогу завалило, и мы сидели в ангаре. Я пыталась сказать тебе, но ты отвечал всегда одно и то же: «Это не мечта, это реальный мир. Быть такого не может».
Он нахмурился, руки его были напряженно скрещены на груди.
— Мечта или не мечта, хотел или не хотел… Не знаю, возможно ли такое в принципе.
— Вот видишь! — горячо воскликнула я. — Как мне доверять тебе чувства, если ты сомневаешься в правдивости сказанного? Ты думаешь, я вру? Зачем мне придумывать это?
— Я не знаю зачем, Фрэйа, это твое дело, — резко ответил он. — Ты мастерица сказок.
— Каких сказок, Конлет?.. — отчаянно воскликнула я. — Это не сказка! Бури, то есть Буревестник, ожил на моих глазах! Он поднялся, расправил крылья…
— Боже, Фрэйа! — возмутился Конлет. — Ожил? Поднялся? Ты понимаешь, о чём говоришь?
— Понимаю! — выдохнула я, кусая от волнения губы. — Я видела это своими глазами. Алеард… он поверил мне… Почему ты не хочешь поверить?
— Потому что это невозможно, Фрэйа! — прошипел он. — Значит, Алан, собравший… то есть сконструировавший Бурана, не смог его «пробудить», а ты подошла — и р-р-раз! Или Алеард… Почему он не смог?
— Конлет, ты задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответов! Почему я, почему сейчас… Я не знаю. Не знаю, как это вышло!
— Ничего путного не вышло, Фрэйа. Нечего было лезть к кораблю, вот и всё, — бросил он и, повернувшись, пошёл прочь.
Я возмущена, подавлена! Почему он не верит мне? Что его так разозлило? Неужели я сделала что-то плохое?
Я почувствовала слёзы в глазах. Сколько их, и как они настойчиво рвутся наружу! Но плакать нельзя, вокруг столько народу. Мне кажется, все смотрят на меня и видят, что я расстроена и обескуражена. Конлет? А что Конлет? Он здесь свой, а я лишь случайная гостья…
Из толпы вышел Алеард, и я попыталась взять себя в руки. Обида яростно сопротивлялась. Капитан, конечно, заметил, как я торопливо смахнула со щёк бегущие капли. Он подошёл очень близко, и долго смотрел на меня. В смущении я не могла поднять глаза, только беспрерывно шмыгала носом и стояла, как дура, опустив вниз голову. Через минуту я поняла, что Алеард не собирается заговаривать со мной, и отважилась посмотреть на него. И смутилась ещё больше: в его глазах помимо сочувствия были и забота, и сопереживание, и даже нежность. Он протянул мне руку. Сначала я решила, что он хочет утешить меня коротким прикосновением, но он, крепко сжав мою ладонь, потянул меня… танцевать! Я испугалась до полусмерти, но не смогла воспротивиться, Я плелась позади него, забыв про все свои обиды и слезы. Сердце так сильно билось в груди, что я чувствовала его у самого горла.
Мы остановились в гуще толпы, и Алеард мягко и настойчиво притянул меня к себе, взяв за талию, и была в его движении уверенность и чарующая сила. Я почувствовала тепло его руки сквозь тонкую ткань майки, и ощутила его спокойное, глубокое дыхание на лице. Запах его тела был приятным и волнующим: это был запах малины и теплой влажной земли. Летний запах, такой, какой бывает в саду после дождя… Я не заметила, как мы начали свой танец, мне не нужно было ни о чём думать и заботиться, лишь чувствовать его и идти за ним. Я подняла голову, отклонившись назад, и увидела, что Алеард едва заметно улыбается. Его лицо было так близко, что я заметила длинный шрам у него на лбу, уходящий дальше, за висок. Глаза его поблескивали в свете костров, густые брови были немного сдвинуты к переносью. Он молчал, и мы танцевали медленно, и музыку я совсем не слышала, только чувствовала, как двигаются его плечи, и грудь, и бедра, и слушала его тело, и тянулась за ним, и ощущала, как что-то внутри сжимается и дрожит от необъяснимого блаженства. Я танцую под звездным небом с мужчиной. От этой мысли мурашки побежали по телу, и появилось в груди неизведанное, новое чувство. Я не могла дать ему названия. Проходили бесконечные мгновения, и не хотелось, чтобы они закончились. Мгновения бесценны, их не вернуть, они неповторимы и волшебны, они дают дыхание и жизнь всему вокруг… И я дышала вместе с ними и верила им.