— Угу, — проворчал Бигорн, — и этот добрый христианин, которого я привел с собой, в таких делах неплохо разбирается, мэтр Тристан. Не волнуйтесь, он один отвяжет Мариньи, не причинив никакого вреда.
— Да, я сам этим займусь! — подтвердил Каплюш.
— Вы слышите, Тристан?.. — сказал Бигорн.
— Слышу, и вы будете за это вознаграждены, не сомневайтесь.
Каплюш приглушил радостное ворчание. Тристан медленно направился к правому крылу виселицы. Отойдя от него шагов на двадцать в сторону, он остановился у подножия скалы, вокруг которой росли дикие кусты.
— Пока ждал вас, подготовил яму, — пояснил он.
Действительно, Каплюш и Бигорн увидели глубокую яму, возле которой высилась кучка вырытой земли.
— Отличная яма — то, что надо! — заметил Каплюш, стараясь снискать себе расположение Тристана. — Ну что, приступим?
— А чего ждать? — пожал плечами Бигорн. — Раньше начнем — раньше закончим.
Все трое прошли к лестнице, по которой утром ступал Мариньи, и поднялись на платформу; мгновением позже они были уже у тела первого министра, которое раскачивалось в пустоте над их головами.
— Давайте подержу веревку, она будет только мешать, — шепнул Бигорн Каплюшу.
Тот кивнул и передал веревку Бигорну. Вокруг стояла такая темень, что Тристан и не мог заметить этого движения. И потом, палачу казалось, что переходить от угрозы к повешению им и не придется.
Он начал карабкаться по столбу, цепляясь за цепи, и исчез где-то вверху, в темноте. Спустя несколько секунд послышался его голос. С той балки, на которой он сидел, он кричал:
— Осторожно, ловите тело, я режу веревку.
— Иа! — воскликнул Бигорн.
Тотчас же двое мужчин вышли из-за колонн и встали рядом с Бигорном и Тристаном. То были Буридан и Гийом Бурраск.
В тот же миг тело Мариньи упало и было подхвачено, затем перенесено на плиты платформы. Вверху послышался шум цепей. То спускался Каплюш. Вскоре он спрыгнул, говоря:
— Ну вот! А теперь, перенесем его. Э-э-эй!..
Он издал ужасное рычание и попытался отскочить в сторону. Бигорн накинул ему на шею веревку, которую Каплюш сам же и принес.
В течение нескольких секунд Каплюш брыкался и размахивал кулаками, пытаясь высвободиться. Затем он почувствовал, что ему вяжут руки и ноги, увидел, что стоит в окружении трех мужчин, глаза которых так и сверкали в ночи.
— Мне конец! — просипел палач. — Должно быть, пришел и мой черед!
Едва Каплюш был обездвижен, Бигорн тоже, в свою очередь, полез на столб, распевая во все горло:
Спустя минуту веревка утянула Каплюша вверх; он несколько раз еще судорожно дернулся, а затем, вяло и безмятежно, его труп начал раскачиваться там, где прежде висел труп Мариньи.
Тристан в этой казни участия не принимал. Когда тело его хозяина упало, он взял его на руки, опустился на колени и принялся с жаром читать все молитвы, которые знал, дабы обеспечить хоть какое-то облегчение душе Мариньи, раз уж невозможно было дать оного его телу.
Когда он наконец поднялся на ноги, то различил лишь фигуры Буридана, Бигорна и Гийома.
— А где тот добрый христианин, что пришел нам помочь? — спросил он.
— Посмотрите наверх, — сказал Бигорн.
Тристан поднял глаза и увидел труп Каплюша.
— Так этот человек. — пробормотал он.
— Этот человек — это тот, кто повесил Мариньи. Это Каплюш! — промолвил Бигорн.
Тристан издал крик безумной радости.
— Каплюш!..
— Он нас обманул, — глухим голосом сказал Буридан. — Он поклялся на распятии, что Мариньи не будет повешен; вот почему мы его наказали.
Тогда Бигорн снял с трупа Мариньи сорочку и капюшон, коим была покрыта голова, затем вновь, пока его спутники, погрузившись в некую ужасную задумчивость, неподвижно стояли внизу, начал карабкаться по столбу, что-то напевая себе под нос. Примерно через полчаса он спустился.
— Готово! — сказал он.
Что значило это его «готово»?.. Бигорн забрал с тела Каплюша все, что было на нем ценного, сорвал с него одежду, тут же, на месте, в клочья кромсая ее кинжалом, а затем напялил на него сорочку и капюшон!..
Таким образом, в следующие несколько дней, в течение которых, с целью променада и развлечений, приходили поглазеть на повешенного на Монфоконе Ангеррана де Мариньи, никому и в голову не пришло, что тем висельником, который там болтался, был уже не мессир де Мариньи.