Буридан, по-прежнему придерживая Страгильдо, пересек площадь и направился прямиком ко входу в тюрьму. Он понимал, что все зависит от того, сколь решительным он предстанет при осуществлении своего безумного плана. Малейшее колебание могло все погубить. Он не задавался вопросом, узнают ли его, если вдруг возникнут какие-то затруднения, и даже старался вовсе об этом не думать. Либо все получится, либо он будет схвачен и присоединится к Готье, только и всего.
Он вошел в караульное помещение, где спали или играли в кости дюжины две лучников.
— Мне нужен капитан! — гаркнул Буридан властным голосом.
Один из лучников бросился во второй зал и, появившись вновь, знаком показал Буридану, что тот может войти.
Буридан и Страгильдо вошли — последний, будучи лишенным, так сказать, возможности мыслить, шел как во сне; и тем не менее с этого момента действие выпитого им дурманящего средства начало ослабляться; он уже отдавал себе отчет в том, что происходит, но так, как человек спящий отдает себе отчет в тех шумах, которые долетают до его ушей, но все еще не могут его разбудить.
Офицер окинул этого покрытого красным плащом человека любопытным взглядом и устремил на Буридана взгляд другой — вопрошающий.
— Мессир, — сказал Буридан, — именем короля!
Офицер, который сидел, тотчас же вскочил на ноги и замер в почтительной позе, — мы уже объясняли, сколь сильной была власть этих двух слов: «именем короля!».
— У вас есть некий узник? — спросил Буридан.
— Да. Мессир д'Онэ.
— Имя не важно. Этому узнику известна одна государственная тайна.
— Так я и думал, — сказал офицер. — Вот, значит, почему завтра сюда явится исповедник, чтобы получить последние признания приговоренного.
Буридан по-прежнему держал Страгильдо за руку. Наклонившись к офицеру, он прошептал:
— Раз уж приговоренный ничего не пожелал сказать монсеньору де Валуа, он ничего не скажет и официалу. Вот человек, мессир, который единственный может вырвать правду из этого узника. Именем короля, этот человек должен поговорить с приговоренным. Я буду его сопровождать, чтобы получить признание.
— Мне нужен письменный приказ.
— Вот он, — сказал Буридан.
Юноша бросил на стол второй из пергаментов, который забрал у Страгильдо. Первый, как мы помним, был сожжен Валуа.
То был решающий момент. Офицер развернул пергамент и принялся читать. Буридан — напряженный, мертвенно-бледный — почувствовал, как замерло сердце. В эту секунду офицер поднял голову, отдал Буридану честь и прокричал:
— Восемь человек, чтобы спуститься в камеры!
И он протянул документ Буридану, который, с трудом сдерживая радость, мягко отклонил бумагу, сказав:
— Мне приказано оставить в ваших руках этот пергамент, который завтра вы предъявите мессиру Жану де Преси по первому же его требованию. Вот только предупреждаю: о разговоре, который состоится у нас с этим узником, никто не должен узнать.
— Будьте спокойны, мои люди ничего не услышат.
Офицер направился к двери, за которой обнаружилась лестница. Буридан начал спускаться, придерживая Страгильдо за руку. Позади следовали восемь лучников. Двое из них несли факелы. Открылась дверь камеры.
— Дайте мне факел, — сказал Буридан тому из лучников, который находился с ним рядом.
И он вошел, закрыв за собой дверь.
Поставил факел в угол камеры, и лишь тогда повернулся и увидел лежавшего на плитах человека, ноги и руки которого были связаны.
Этого человека невозможно было узнать.
Неужели этим ужасно исхудавшим, с воскового цвета лицом человеком был Готье?.. Внешне безразличный ко всему, что могло с ним случиться, он держал глаза закрытыми.
Буридан опустился на колени, прикрыл рот Готье рукой, чтобы не дать ему закричать, наклонился к его уху и прошептал:
— Молчи. Богом заклинаю, если хочешь жить, молчи! Только отрой глаза и посмотри!..
Готье открыл глаза, растерянные, агонизирующие глаза, на которые уже легла тень близкой смерти. Он увидел Буридана!.. И некое подобие слабого стона приподняло его грудь.
— Ни слова! Ни звука! — пробормотал Буридан. — Слышишь меня? Узнаешь? Понимаешь?
«Да» — глазами подал знак Готье.
Буридан разрезал веревки.
Спустя несколько секунд Готье был уже на ногах — такой растерянный, такой дрожащий, с таким пылающим лицом, что Буридан, не говоря ни слова, вновь приложил руку к его губам.