Когда Марта перевела его ответ, Алекс краем глаза заметил, что рыжая двоюродная сестра Сильвия наклонилась и шепнула что-то на ухо своему мужу.
— Да, сегодня это так, но завтра, возможно, опять начнется таможенная война и появятся двойные пошлины, — вмешался в беседу похожий на денди двоюродный брат Марты Фердинанд, биржевой маклер, опустошавший один бокал пива за другим. — Нашим императорам надлежало бы заключить союз, как в былые времена, тогда экономические отношения стали б стабильнее. Но ваш Николай почему-то флиртует с французами. А ведь у него жена — немка.
Алекс разволновался.
— А почему Германия остановила Россию, когда наша армия была в двух шагах от Константинополя? Разве мусульмане вам большие друзья, чем православные? Вот откуда пошли наши раздоры.
Он обсуждал эту проблему с Арутюновым, тот часто ездил в Константинополь, вел дела со своими соотечественниками, тамошними коренными жителями, армянами, страдавшими под жестоким гнетом турок.
Ответ Алекса вызвал у родни общее оживление. Не только Эбергард, но и немногословный дядя Теодор, врач по женским болезням, казалось, хотел что-то сказать; но старый Беккер заставил всех замолчать.
— Господин Буридан, а вы знаете, кто финансирует строительство железной дороги из Константинополя в Багдад? Дойче банк. Как вы думаете, было ли бы это возможно, если б русские захватили Дарданеллы?
Алекс впал в замешательство.
— Неужели железная дорога так важна, чтобы из-за нее ссориться с друзьями?
— В политике нет друзей. Политика — это непрестанная борьба за благополучие своего народа. Не победишь ты, победят другие. Посмотрите на Англию, какая она богатая и могущественная! Благодаря чему? Благодаря колониям. Багдадская железная дорога дает немцам шанс добраться до Индии и наступить англичанам на пятки.
В Алексе проснулось любопытство.
— А как эта железная дорога дойдет до Константинополя? У вас же нет с Портой общей границы.
Старый Беккер не успел ответить, его опередил двоюродный брат Марты Константин, студент с бледным лицом.
— Нет, так будет.
— Каким образом?
— Если два немецких государства, Германия и Австрия, захотят, для них не будет ничего невозможного, ни на востоке, ни на западе. Конечно, это займет немало времени, но когда-нибудь великая Германия будет простираться от Эгейского моря до Финского залива.
Алекс был потрясен — ну и аппетиты у немцев! Правда, выпад Константина вызвал, кажется, разногласия и среди Беккеров.
— О чем они опять? — шепнул Алекс.
— Дядя Теодор говорит, что это глупость, ибо означало бы войну с Россией, Константин же полагает, что война в любом случае неизбежна. Он утверждает, что Восточная Пруссия и балтийские герцогства должны быть присоединены к Германии, Польше же можно оставить статус вассального государства.
— А ты спроси, они революции не боятся?
Хуго часто говорил, что немецкие рабочие самые образованные и потому будут первыми, кто начнет революцию, нужен только внешний толчок, но Беккеры, видно, точку зрения свояка не разделяли; ответить взялся худой, напоминавший тестя Карла дядя Теодор. Он поднял бокал с пивом и сделал вид, что изучает золотистый напиток, потом сказал философически:
— Немец, господин Буридан, не француз. Немцу не нужна свобода, немцу нужно пиво. Когда его доход растет хотя бы на десять бутылок пива в год, он доволен. Скорее революции можно ожидать в России.
Алекс хотел поспорить, сказать, что, по его мнению, русский человек существо богобоязненное и верное царю и кучка террористов, сеющих смуту, ничего не добьется, но открылась дверь и вошла двоюродная сестра Дагмар, безликая тридцатилетняя старая дева, которая, по словам Марты, несмотря на солидное приданое, так и не нашла себе мужа и теперь вела хозяйство старого Беккера; сейчас она пришла с известием, что стол накрыт.
Алекс, по примеру других, поднялся, облегченно вздохнув: беседа оказалась изнурительной. Улыбнувшись в ответ на улыбку Марты, он подал жене руку, и они вышли из салона в фойе. Дом Беккеров с первого момента вызвал у Алекса чувство, похожее на почтение, по количеству помещений он, правда, был меньше, чем мыза Лейбаку, но обставлен намного богаче, современнее и с большим вкусом — высокие потолки, вместо обоев лакированные деревянные панели, темный дубовый паркет, сверкающие хрустальные люстры, высокие восточные вазы и картины в позолоченных рамах.
Перед одним из полотен шедший перед Алексом и Мартой старый Беккер остановился.
— Дедушка спрашивает, узнаем ли мы, кто это, — сказала Марта.
С картины на них смотрел молодой еще мужчина с волевыми чертами лица и с каким-то особым, немного безумным блеском в глазах. Казалось, он намеревается сдвинуть с места земной шар, и единственное, что ему мешает, это отсутствие в пределах досягаемости точки опоры.