— Скоро на полях лошадей заменят автомобили, тогда вы просто запряжете в нее автомобиль, и она будет работать дальше, — пошутил он.
Оба посмеялись над этим полетом фантазии, но сеялку фон Пиллау действительно купил, вдобавок приобрел еще два плуга «Реформ», «Летучего голландца», на пробу, как он сказал, и культиватор.
— Один «Триумф Джонсона» осенью мне бы тоже не помешал, — сказал он.
Алекс обещал ему выписать все известные ему «триумфы», начиная с полтавского и кончая плевенским.
— Да, в последнее время нас больше настигают крахи, — посмеялся фон Пиллау кисло.
Они какое-то время обсуждали несчастливую японскую войну и пришли к общему мнению, что если бы Николай не влез в эту авантюру, никакой революции не было бы.
— Я за год до того ездил в Германию, хвастался, как у нас все идет в гору, — посетовал Алекс, — вернулся, и месяца не прошло, как Витте выставили, а потом и в сторону Маньчжурии поехали эшелоны. Родственники теперь считают меня полным болваном.
— Откуда вам было знать, что взбредет в голову императору! Выберем Думу, может, и от нас будет что-то зависеть, — утешил его фон Пиллау.
— Может, сначала выберем ресторан, чтобы обмыть покупку? — предложил Алекс, но фон Пиллау извинился и отказался.
— У меня в пять часов Дворянское собрание, будем обсуждать вопросы безопасности. Социалисты — народ коварный.
Алекс кивнул: да, бунт подавлен, но он может и повториться.
— Ваш свояк тоже как будто связан с революционерами? — поднимая воротник шубы, поинтересовался фон Пиллау осторожно.
— Да, и я удивляюсь: что у него за тяга к этим мазурикам? Тесть у меня такой спокойный человек, — ответил Алекс сдержанно.
Он не хотел говорить, что Хуго пропал и вся семья обеспокоена его судьбой: последнее письмо пришло из Москвы как раз перед боями на Пресне.
— О да, Беккер — честный человек, — согласился фон Пиллау. — Для делового человека даже слишком честный. В России так нельзя. Вы знаете историю, как его корабль с семенами льна застрял на мели?
Алекс опять кивнул: Беккер ему рассказал, как за одну ночь потерял состояние. Уровень воды в устье Дона менялся резко, сейчас об этом сообщали по радио, но десять лет назад ничего такого не было, и весь груз Беккера утонул.
— Насколько человеческая жизнь зависит от случайностей, а? Изобрел бы Попов радио чуть-чуть раньше, был бы мой тесть и по сей день негоциантом.
Попов сам ездил в Ростов и наладил радиосвязь с устьем Дона.
— Дело не в Попове, — сказал фон Пиллау уже в дверях. — Дело в Парамонове! Потопил конкурента.
Это тоже не исключалось, конкуренция в экспортных делах была острой и иногда грубой. Сам Алекс старался держаться от этой сферы подальше, лишь иногда отправляя за рубеж небольшие партии с помощью Арутюнова.
Проводив фон Пиллау, Алекс подождал, пока его сани растворились в сумерках, вернулся в магазин и прошел в кабинет за торговым залом. До сих пор он сдерживался, но теперь уже не мог обуздать порыв радости и хотел быстро сообщить Конраду об успешной сделке. Он нацарапал текст телеграммы на бумаге и поднял телефонную трубку, но чудо техники молчало. Алекс несколько раз без толку покрутил рычажок: фон Пиллау был прав, с безопасностью дела обстояли плоховато. Хотя кто знает, возможно, никто и не перерезал провода, может, просто дежурный телефонной станции в очередной раз напился. Таскаться до телеграфа он все-таки не стал, а снова сел за стол и написал в Германию короткое письмо, в котором, помимо прочего, просил Конрада отправить ему парочку «Триумфов Джонсона». Он уже заканчивал послание, когда зазвонил колокольчик: с товарной станции вернулся Август Септембер с сообщением, что семена банатки, добиравшиеся через Киев, прибыли, надо выгрузить их и отвезти на склад.
— Ну так выгрузи и отвези, — сказал Алекс, не поднимая головы от письма, осталось еще передать привет Сильвии и всем прочим Беккерам.
Однако Август выполнять распоряжение не спешил. Он сел напротив Алекса в кресло, предназначенное для самых важных клиентов, и закурил папиросу.
— Может, позвонишь на всякий случай Арутюнову?
Алекс понял, в чем дело, — Август боялся. Осенью во время забастовки ему крепко досталось: отдавал швартовы константинопольский пароход, на который десяток бродяг, с которыми Алекс договорился, должны были под прикрытием темноты погрузить его мешки, но портовые рабочие прознали, явились в полночь на причал и поколотили штрейкбрехеров; Августу разбили бровь, и он громко жалел, что сменил безопасную работу кассира речного вокзала на беспокойные обязанности помощника Алекса. Из беды помог выбраться Арутюнов, который вызвал из Нахичевани родственников и знакомых — их было много, и они были вооружены ножами. Бастующие струсили, армяне втащили мешки на пароход и не взяли с Алекса ни копейки.