— Каштанку.
— Но это же такой печальный рассказ, — удивился Алекс.
Он знал, что нравится гувернантке, и забавлялся, слегка поддразнивая ее; однако Татьяна отличалась не только стеснительностью, но и находчивостью, не зря она числилась в лучших ученицах гимназии.
— Печальная, но трогательная, — подобравшись, возразила она бойко.
— Да, трогательная, это верно, — согласился Алекс. — Может быть, только печальные истории и бывают такими? Вы знаете хоть один веселый, но трогательный рассказ?
Татьяна задумалась всерьез, от напряжения у нее даже появились морщины на лбу.
— Не знаю, — призналась она в конце концов. — Но я поразмыслю еще, и если вспомню какой-нибудь, скажу завтра.
Алекс пожелал детям спокойной ночи и вернулся в прихожую, туда же одновременно с ним из спальни на цыпочках вышла Марта.
— Все в порядке, — шепнула она. — Так я и думала, что Рудольф не проснется. Раз уж уснул, значит, будет спать до утра.
— И где же наш гость издалека? — спросил Алекс нарочито громко, идя по коридору.
— Сидит на кухне. Он такой скромный, — подхватила Марта игру мужа.
Ханс в связанной матерью фуфайке, грубых шерстяных штанах и толстых носках действительно сидел в углу кухни на табурете. Увидев Алекса, он с удивительной легкостью поднялся, но подходить ближе и не подумал, а остался стоять там же, ссутулившись и безвольно свесив руки.
— Ну здравствуй, здравствуй, полубрат, — сказал Алекс дружелюбно, но не без легкой насмешки — он слишком хорошо помнил, как Ханс давал ему тумака, дергал за уши и однажды даже сунул за воротник дождевого червя; от тирании старшего брата Алекс и сбежал на работу в мызу, как только немного поумнел.
— Здравствуй, — буркнул Ханс, не глядя на него.
— Идите в комнату, сейчас будем ужинать.
Марта, которая наблюдала за встречей братьев с удивлением, чтобы скрыть смущение, стала хлопотать, поставила кастрюлю с супом на плиту и вынула из шкафа хлеб.
— Пошли отсюда, мы мешаем, — позвал Алекс.
Послушно, хотя и с явным нежеланием Ханс последовал за ним в гостиную, однако сесть на «трон» отказался категорически, устроившись на обычном стуле. Алекс спросил сначала, как здоровье матери, потом поинтересовался, как поживают сестра, отчим, Тыну и Адо. Выяснилось, что Эльза вышла замуж и перебралась к мужу, — это была новость.
— Когда?
— Весной.
— Что же вы не написали? Может, приехал бы на свадьбу.
— А свадьбы и не было, жених — вдовец.
— С детьми?
— Нет, одинокий как пень.
С остальными тоже ничего плохого не случилось, и Алекс успокоился.
— А сам ты? Какими ветрами тебя занесло в такую даль?
— Мои дела плохи. За мной гонятся.
Действительно, у сводного брата даже руки тряслись, настолько велик был его страх.
— Да кому ты нужен?
Ханс заговорил. Прерывисто и запинаясь, он рассказал, что в декабре в уезд пришли «вуционеры» из Ревеля и сказали, что теперь все, время немцев кончилось, надо идти жечь мызу.
— И вы пошли?
— Ну раз уж вуционеры сказали…
Помещик бежал в Петербург, управляющего немного потрепали, но отпустили живым, усадьбу сожгли, амбары и хлевы разграбили, добычу развезли по хуторам и объявили Республику Лейбаку.
— А дальше?
— А дальше пришли казаки…
В соседней мызе казнили человек десять, когда эта новость дошла до Лейбаку, Ханс вместе с еще одним хуторянином сбежал. У спутника были родственники в Харькове, он там сошел с поезда, Ханс же поехал дальше.
— Зачем вам надо было идти грабить? Разве вам Манифеста мало было?
— Манифест не земля…
— По Манифесту сейчас выберут Думу, если туда попадут правильные люди, дадут и землю.
— Сколько этого ждать придется…
— Ничто не делается за один день. Мызу, которую вы сожгли, надо тоже отстроить. Немалая работа.
Ханс не ответил, но злой взгляд, который он бросил на Алекса, говорил сам за себя. «С каких пор ты, Алекс, стал защищать немцев? С того времени, когда женился на немке?» Алекс ответил ему тоже взглядом: «Я защищаю не немцев, а неприкосновенность частной собственности. Если у меня сожгут магазин со всем товаром, что я делать буду? Куда я с семьей пойду? Да и сам ты — какую песню ты запоешь, если соседский батрак запалит крышу твоего хутора?»
Пришла Марта, стала накрывать на стол, Ханс воспользовался случаем и перевел разговор на другое.
— У вас, видать, тоже был тарарам что надо. Я сошел с поезда, гляжу, вокзал весь в дырках от снарядов.
— А ты что, думаешь, у нас нет «вуционеров»? Хватает, и покрепче, чем ваши. Две недели удерживали вокзал, пока их не выкурили. Настоящая маленькая война вышла, все магазины были закрыты, Марта сама пекла хлеб.