— Да всякие случа́и бывали...
Ночью ветер почти стих. Море без него осиротело, но еще металось, утихая.
Макук поднялся на мостик, ткнул, как всегда впрочем, палец в карту и сказал Борису:
— Ну давай-ка суды.
— Но позвольте, Михаил Александрович, здесь же камни, — сказал Борис.
— Ну и што?
— Мы рискуем подарить трал Нептуну или вытащим лохмотья в лучшем случае.
— Бывают случа́и. А как не подарим? — как-то радостно воскликнул Макук, надевая рукавицы. — Рыскнем!
— Иногда не имеет смысла рисковать, — глубокомысленно заметил Борис.
— На то ты и рыбак, чтоб рисковать, — вставил боцман, — или пан, или пропал.
— Ну не всегда это разумно, Федор Егорович...
— Да не шумите, — поморщился Макук. — Если и загубим трал — хрен с ним, все одно домой пора. Кто у нас на руле хорошо стоит?
— Сергей, Брюсов.
— Давай кого-нибудь суды.
Теперь Макук сам делал замет. Он подвел «Онгудай» к самым Братьям, выметал трал и повел «Онгудай» по ориентирам, видимо ему одному известным. Стоял на крыле мостика и командовал Сергею:
— Вправо ходить не моги! Там камни должны быть. А теперь правее! Еще чуть! Стоп! Так подержи!..
Сергей работал красиво: рулевое колесо то бешено — до ряби в глазах — летало в цепких руках, то замирало. Картушка компаса плавно ходила по азимутальному кругу.
Ребята почти все были на мостике. Суетились. Больше всех шумел Васька.
— Правее! Правее, говорят тебе! — кричал он Сергею, передавая команды Макука.
— Вот где есть камни, — усмехнулся Макук, — я знаю, а вот где их нету — не знаю.
Кстати, эти вот слова очень понравились Андрею. После он часто повторял: «Вот где есть камни, я знаю, а где их нету — не знаю».
— А рыба будет, Михаил Александрович? — суетился Васька.
— Об этом рыбаков не спрашивают, — улыбнулся Макук.
— Алеха, — пренебрежительно сказал боцман, — и когда ты уедешь в свои Васюки? Узурпатор.
— Да деньжат же ж надо, Егорович.
— Тьфу!
Наконец стали выбирать трал. На этот раз куток его был необыкновенный: продолговатый — рыба заполнила даже горловину трала. Он колбасой покачивался у борта. Под светом прожектора он был фиолетовый. Мы просто растерялись, когда он всплывал. Всплывает и всплывает.
Таких заметов нам не приходилось делать даже в Охотском море.
— Не возьмем, — сказал Сергей, — стрелы полетят.
— Что ж теперь? Пропадет рыбка, да? — испугался Василий. — Ребят, ребят, Егорович, как же теперь, а? Пропадет, да?
— Да заткнись! — цыкнул на него боцман. — Неси скорее стропы.
— По частям надо, — сказал Брюсов.
— Конечно, порциями, — суетился Борис.
— От, медуза! — ворчал боцман, принимая у Васьки стропы — тот принес их целую охапку, хотя два всего надо было. — Все принес?
— Не, не все. Один остался. — И Васька опять к борту.
— Куда полез? Стрелы выводи.
— Да деньги ж там плавают, Егорович.
— Ну теперь, Вася, — смеялся Брюсов, становясь на лебедку, — ты заведешь не только дом, но и свинарник.
— Все можно... — пыхтел Васька.
Макук стоял на верхнем мостике, задумчиво смотрел на ребят. Улыбался. Чему он улыбался? Может, вспоминал, как лет тридцать — сорок назад, таким вот парнем ловил треску здесь крючками или иваси дрифтерными сетями. А может, ему рисовались картины лунной майской ночи, заштилевшее море и одинокие кунгасы его товарищей. И протяжная рыбацкая песня. Как-то он рассказывал нам, что когда они удочками рыбачили, то «песняка любили вдарять». А может, думал о том, как наши ребята получат деньги за рыбу и поедут к своим семьям, и Васька купит дом матери, сестре — шубу лохматую... Мы с радистом подошли к нему. Он вытащил кисет, стали закуривать.
— Скажи ты, как оно подвезеть, — улыбался он, слюнявя самокрутку, — по косячкам, знать, проехались. Вишь ты,как бывает...
Потом застегнулся на все пуговицы, натянул рукавицы и пошел к ребятам на палубу.
VII
Красиво работают наши парни! Громыхает лебедка, лязгают ее барабаны, с треском наматывается ходовой шкентель. Повизгивают блоки.
Из-за борта выползает куток с рыбой, похожий на огромнейшую грушу. Дрожит и гнется стрела под его тяжестью. Журчащими потоками льется с трала вода. Серебрясь чешуей, она катится по палубе, омывая наши высокие — по бедра — сапоги.
Море качает. Трехтонная груша в такт качки исполинским маятником носится над палубой, щедрым душем поливает прорезиненные спины ребят.
— Полундра! Бабочек не ловить! — хрипит боцман и чугунными лапами хватает шворку. Уловив момент, когда куток окажется на середине палубы, дергает шворку.
Словно выстрел в воду, разверзается куток — на палубу хлещут потоки рыбы. Брызгаясь чешуей, рыба устраивает виттову пляску на палубе. Чешуя — туманом. Она залепляет щеки, рты, глаза...