Маркович тоже весь переход сидел на кнехте у борта, курил и смотрел на море...
В эту осень мы с особым старанием вытащили — не мы, конечно, тащили, а трактор — свой «МРС-4304» на берег, двойным слоем масла смазали все, что надо было смазать, покрыли суриком все, что надо было подкрасить, чтоб за зиму не заржавело, ненужной теперь проолифленной робой укутали световые фонари, иллюминаторы — чтобы не дай бог пурги не побили — и окна в рубке зашили деревянными щитами, кубрик, трюм, ахтерпик, цепной ящик, машинное отделение вычистили-вылизали до соринки.
Теперь отпуска, отгулы, пошивка новых неводов... Зима, словом. И эта зима для нас казалась самой долгой... Для нашего капитана, Володи Джеламана, думается, она была самой долгой.
Да, кстати, Полковника проводили в армию, и Джеламан подарил ему свою старенькую фуражку с крабом, и Полковник щеголял в ней по колхозу. А фуражка-то бывалая: чуть помятая, с позеленевшим от морской соли крабом... С надутой напыщенностью, подстраиваясь под фуражку, сам Полковник изображал из себя этакого видавшего виды рыбачину.
В эту зиму Джеламана поработила мечта — вообще говоря, думается, что если у человека есть мечта, то это прекрасно, я лично не представляю человека без мечты — хорошо научиться ловить рыбу, поймать ее на тот год много... С этой мечтой он засыпал, от этой мечты он улыбался, просыпаясь. Сам же он был рыбак от бога, каждой своей жилочкой и кровинкой. А по характеру — я, правда, уже об этом упомянул — упрямый до предела, отступления и компромиссы для него исключались, скорее сломается, чем погнется, и оптимист: «Девять раз поднял невод пустым, а на десятый уверен, что он с рыбой придет».
Всем известно, что в рыбацком деле большое значение, а может, и главное, имеет удача — удача в самом прямом смысле этого слова. Ведь рыбацкая работа такая, что какой бы невод и на какую глубину ты ни бросал — пусть ты даже не рыбак, а всего лишь рыболов-любитель и кидаешь не километровый невод на километровую глубину океана, а всего лишь крохотную удочку с маленьким червячком с зелененького бережка, где растут такие симпатичные ивовые кустики, и то можешь поймать и пескарика с мизинчик, и щуку с руку, а может и сам сом поймается тебе, — ты можешь поймать и полный невод, что девать рыбу некуда — зацепил, например, большущий косяк, — можешь ничего не поймать только невод промоешь, а можешь вообще зацепиться неводом за скалу и останешься без невода.
И у Джеламана в душе и в голове в эту зим началась мучительно сладкая, трудная и всеизнуряющая работа — борьба за «удачу»: где она, эта рыба, и как ее поймать? На каких грунтах и на каких глубинах она родненькая, прогуливается-резвится, где и каким кормом кормится, где отдыхает-спит, какую воду — какой температуры и солености — любит. С сейнера он перетащил домой все промысловые журналы и карты и после работы в сетепошивочном цехе или капитанской учебы в кабинете у капитана флота забирался в Наташкину комнату и колдовал над картами и журналами. Наташка, рассадив своих куколок по стульчикам и скамеечкам, готовила им «обед», меняла платьица и платочки, а Джеламан, мурлыча себе под нос свою любимую мелодию: «Не надейся, рыбак, на погоду, а надейся на парус тугой, не надейся на гладкую воду, черный камень лежит под водой...» — сличал записи в журналах со своими отметками на картах и условными знаками, понятными только ему одному, обозначал что-то на особой, своей личной карте. Он пытался установить, найти, открыть систему жизни рыбы в северной части Берингова моря. Тут имело значение все: и корм, и течение, и соленость воды, и температура ее, и время, когда рыба идет на нерест. Надо было изучить и понять жизнь всех видов рыб, потому что одна рыба без другой жить не может, в природе ведь все устроено разумно и мудро. Имело значение тут и время цветения актинии, переселение звездочки и краба. А само морское дно, грунты? Ведь сколько там песчаных пляжей, илистых болот, водорослевых рощ и рощиц, всяких ракушечных свалов, ущелий, скал, гротов!
И вот как-то, когда Наташка напоила чаем своих кукол, а капитан дошел до слов своей песни — «злая буря шаланду качает, мать выходит и смотрит во тьму», — его вдруг осенила мысль: сделать макет морского дна, ну хоть самых главных «огородов», ведь все будет видно как на ладони!
— Наташа, у тебя пластилин есть?
— Ой, папочка, как ты меня напугал! Я думала, что случилось...