— Привет, Вова! — радостно крикнул он — зубы так и сверкнули, — подняв багорок.
— Уф! — Джеламан яростно сорвал шапку и трахнул ею о палубу. Потом подошел поближе к борту, на лице изобразил тоже горящую улыбку и тоже поднял руку. — Привет, Володя! Как она, родненькая, поймалась?
— Поймалась, Вова, поймалась! — еще радостнее улыбался Сигай.
— За один замет, Володя?
— За один, Вова.
— Молоди много?
— Да есть малость.
«Два раза пятнадцать» отходил, тая в тумане. Отходил он донельзя важно и торжественно.
— Пока, Вова-а-а! — донеслось из тумана.
— Пока, Володя-а-а! — крикнул Джеламан в туман и стал мрачнее тучи. — Ну и черт, ну и дьявол, ну и...
— Нет, командир, — вздохнул дед, — Сигая не пересигаешь.
— К замету! — рявкнул Джеламан. — Полный вперед!
Разметались прекрасно. Джеламан вывел сейнер к бую в тумане точнейше. Все делалось точно, быстро и без слов. И рыбы поймалось тоже много, больше, чем на груз.
Только подтащили невод к борту и начали заливать рыбой трюм, как в тумане послышался грохот, дизеля, и прямо перед нами вырос сейнер. На верхнем мостике Эйфелевой башней возвышался Сережа Николаев.
— Вовка, привет!
— Привет, Сережа!
— За один замет, Вова?
— За один, Сережа.
— Молоди много?
— Да есть малость.
— А мне вчера почти чистая попалась...
5113 ВЕДЕР
I
— Ну что там?
— Течем, и капитально. — Джеламан схватил чью-то робу и отстукал дробь по трапу.
Я лежал на койке, на спине, в откинутой руке дымилась папироса, и у меня не было силы поднести ее ко рту.
Дело табак: сейнер идет ко дну. Раз уж сам Джеламан не похож на Джеламана, значит, тонем по-правдашнему. Но у меня не было ни силы, ни воли, чтобы пошевелить хоть частичкой тела, хоть мизинцем...
II
Вчера Серега Николаев сдал два груза трески и оказался почти на груз впереди нас. На вечернем капитанском часе, когда объявили штормовое предупреждение и запретили выход в море, он не давал покоя Джеламану: «Ну, как дышишь, Вова? Море-то на замочке! А? Что? Я знал, что вы с Владимиром Ивановичем Сигаем настоящие рыбаки, а то в наше время скучно жить стало, пошли одни рыболовы, рыбака-то и нету». — «Сережа, — еще нежнее говорил Джеламан, — так цыплят-то по осени считают». — «Я же, Вова, и говорю, что по осени... А как думает Владимир Иванович Сигай?» — «Тоже так думаю», — прохрипел Сигай. «Я так и знал, что вы настоящие рыбаки, — продолжал язвить Николаев, — а то пошли одни...» — «До связи, Сережа!» — не выдержал Джеламан, выключил рацию и повернулся к деду:
— Ну, что будем делать, дед? Еще сутки продержимся?
— Течь увеличивается, командир, — устало сказал дед. — Каждые полчаса Маркович пускает помпу. На базу надо...
— Н-да. — Джеламан задумался. Бежать в колхоз, вытаскиваться на берег, заваривать дырки — это потеряешь дня три-четыре. И в такое-то время, когда день год кормит — сейчас навалилась треска, ее подошло столько, что только успевай возить, каждый день по грузу суда берут, а Николаев вчера ухитрился два груза сдать.
И с тремя дырками в корпусе работать опасно.
Джеламан устало стащил шапку за одно ухо, плечи его понуро опустились. Выглядел он, впрочем, как и все мы, изможденным донельзя: уже целую неделю берем по грузу, днем ловим, ночью сдаем, на переходах дел тоже хватает — то подремонтировать что, то починить что-нибудь. Неделю уже нормально не спим, как только в море появилась треска и началась эта гонка... А последние три дня вообще не отдыхали: что ни замет, располосуем невод, ремонтировать надо.
И три дня назад у нас потек корпус, три дырки появилось в машинном отделении, и в таком месте, под самым маховиком, что ни цементный ящик не поставишь — в машинном отделении его вообще трудно поставить, корпус там в масле и солярке, цемент не держится, — ни аварийные доски с клиньями никак не заведешь. Кое-как заткнули дырки «чопиками» — маленькими клиньями — и прижали распорками, посадили Марковича с кувалдой возле этих «чопиков» и продолжали рыбачить.
Но сегодня течь увеличилась.
— А ведь эти «чёрты» сегодня в море пойдут, — сказал Джеламан.