«Четверка», у тебя сдача была?»
— Была, была, трюм трески сдал...
«Ты в море выходила, «Четверка»? Где ты взяла треску?»
— В бухте, в бухте. Стоял в бухте на якоре, ко мне подошел косяк трески, я его обловил и сдал на базу «Малиновский».
«Что такое? База, база Малиновский», ты на связи? Подтверди...»
«Подтверждаю! — оглушительно донеслось из рации. — Сегодня утром в семь часов МРС-4304 сдал сто восемьдесят один центнер отменной трески... квитанция номер...»
«...Сорок три ноль четыре, повторите нарастающий!»
— На один центнер больше, чем у «Два раза пятнадцать», — Джеламан еле мог говорить.
«Товарищи, в объявлении изменение... по-прежнему... и первая в этом году... а задержанная квитанция «Два раза пятнадцать» в момент предъявления... наших доблестных...»
Ох! Как же мы смеялись! Как мы смеялись! Если бы вы знали, как мы смеялись!
К обеду, несмотря на штормягу, прибежал «Два раза пятнадцать» смотреть на базе нашу рыбу, что сама подошла к борту.
Мы еще больше смеялись.
ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК
I
— Ты знаешь, чиф, я сдался, — грустно сказал Джеламан.
Мы сидели с ним на борту сейнера, курили. Перед нами на пирсе лежали изодранные в клочья все три невода. Наташка, дочка Джеламана, выбирала из них цветные ракушечки. Мы смотрели на невода и думали, как же «схимичить» хоть один из трех. Было воскресенье, все парни дома, отдыхают.
Только вчера мы пришли с моря. После того как из-за пальца сенокосчиков выпустили исполинский, заливок на шесть, — это больше чем месячный план, — косяк трески, Джеламан взбушевался, он пошел «ва-банк», то есть стал искать и пробовать камбалу на всех предполагаемых «огородах»: а может, она уже где и подошла? И почти две недели таскали краба, «розочку», ракушек и всю ту дрянь, что живет на морском дне. То и дело рвались. Измучились до предела: ведь днем порвемся — ночью чинимся, днем загребем полный невод «розочек» — суток полутора выколачиваем ее из невода. Изорвали все невода и валились от бессонницы. Два дня назад подняли последний невод, располосованный напрочь. Джеламан трахнул шапкой о палубу:
— Амба, парни, спать! Бежим в колхоз и будем спать три дня. Ищи, дед, причину.
— Ее, командир, искать не надо.
— Ну и добро... три дня дубеть на некачающихся койках.
— Кино, танцы, тундра, гости! Га-га-га!
Сегодня утром, отоспавшись, я решил заглянуть на судно, взять одежду в стирку. Смотрю, Джеламан с Наташкой идут, Джеламан тоже отоспавшийся, чистенький, в парадной форме. Но из кармана свисает капроновый шнурочек, на котором он носит свой талисман — складной ножичек, он всегда работает им при починке неводов, лезвие этого ножичка уже похоже на шило. «Не расстается с талисманом, наверное, никогда», — подумал я.
— Привет!
— Привет!
— Ты чего здесь?
— Да вот за шмутками... а ты?
— Да пока Светка там пельмени готовит, решил с Натахой заглянуть, как тут.
— Да тут все нормально: море на замке, парни по домам.
— Ох и наломали же мы дров, боже мой, боже мой! — Он подошел к площадке, где «не пойми не разбери» изодранные, перекрученные, забитые ракушкой, крабом, бычками — последний невод даже не вычистили, не хватило сил — невода. — Давай их хоть на пирсе раскинем, пусть просохнут.
Мы накинули прорезиненные куртки, вытащили невода на пирс, разостлали. Потом присели на борт, закурили.
— Папа, можно я ракушечку возьму?
— Можно.
Как я уже сказал, было воскресенье. Утро. Солнышко сияло над морем и тундрой, в поселке тишина: склады, мехцех, стройцех, сетепошивка закрыты, ниоткуда ни стука, ни грома не слышно. Открыта зато дверь Дворца культуры, туда входят празднично одетые люди, и в самом воздухе праздником пахнет. И весь поселок, точнее, берег — суда, стоящие у причала, диспетчерская, Дворец культуры, проносящиеся по речке на бешеной скорости моторки с любителями пикников, тундра за поселком, сияющие вершины гор на горизонте, палисадники с грядками и цветами — кажется необыкновенно желанным. Вот просто смотреть на все это — несказанное удовольствие. Да и то сказать — ведь больше четырех месяцев перед глазами были одни волны да рыба... Правда, как-то заскакивали на сутки подварить корпус, когда течь оказалась, но те сутки можно не считать: носились по складам да магазинам, запасаясь всем; на сейнере даже ночью не прекращались сварочные работы, в ту же ночь и умчались: треска как раз шубой шла. Да и самый разгар «войны» был с «чёртами».
Но теперь вот три дня отдохнем... Вчера только входим в речку, черт возьми-и-и!!! — на пирсе толпы, даже не вмещаются, весь колхоз и все нарядные. А мы-то на бак вывалили грязнющие, небритые, в сапожищах, ватных штанах, облепленные чешуей... У наших жен губы дрожат, а глаза мокрые. Начальство же все перед красным столом, капитан флота и механик флота в парадной форме, в стороне духовой оркестр — самодеятельность — старается. Тут все, стоявшие на пирсе, пропустили наших жен, которые сначала тихо ступали, а потом кинулись к нам. Джеламан так и подошел к красному столу: на одном плече у него висела Светка, в другой руке Наташку держал. Оркестранты же прямо самих себя старались передуть...