– Я же говорил, старина, сначала позвоните. У нас сейчас нет свободных самолетов. Так что ничем не могу помочь. Но вы подождите, вдруг кто-то не приедет.
Он небрежно обернулся ко мне и сказал:
– Привет, Гарри, как дела? – Так меня здесь называли.
– Очень даже неплохо, а у тебя?
– Ой, – махнул он рукой, – лучше не спрашивай, а то верну обратно весь вчерашний джин. – Он повернулся и стал изучать многочисленные листы с расписанием на стене. – Сегодня ты летишь на «кило-ноябре». Он там, у заправки. Снова небольшой кросс?
– Угу, – кивнул я.
– Самая погода, – сказал он и поставил птичку против строки «Г. Грей, одиночный полет».
– Лучше не бывает.
– Так, может, попозже, днем? – мрачно спросила девица.
– Без шансов. Все уже занято. И темнеет рано. Но завтра будет полно самолетов.
Я прошел через дверь на летное поле и зашагал в сторону заправки. Там стояло шесть одномоторных самолетов – в два ряда по три штуки. Человек в белом комбинезоне заправлял один из них через люк в верхней части левого крыла. Увидев меня, он махнул рукой и с улыбкой крикнул:
– Следующей буду заправлять твою, Гарри. Ребята над ней здорово потрудились. Говорят, что лучше ты сам бы не отладил.
– Рад это слышать.
Он завинтил люк и, спрыгнув на землю, сказал, глядя в небо:
– Хорош денек. – Там уже кружились два маленьких самолета, а еще четыре ждали своей очереди у контрольной башни. – Далеко собрался? – спросил он.
– В Шотландию.
– Это же просто надувательство, – сказал он и потащил шланг к следующей машине. – Слишком легко. Надо взять на запад, пока внизу не увидишь шоссе А-один, и лети себе над ним.
– Я лечу в Ислей, – улыбнулся я. – Там дорог не будет.
– В Ислей? Это другое дело.
– Я приземлюсь, перекушу и привезу тебе букет вереска.
– Это далеко?
– Примерно двести семьдесят морских миль.
– Обратно полетишь в темноте. – Это был не столько вопрос, сколько констатация факта. Он отвинтил крышку люка моего самолета и стал прилаживать шланг.
– Да, почти весь обратный путь полечу в темноте, – признал я.
Я выполнил привычные проверочные операции, взял свой летный комбинезон и карты из машины, сдал план полета, получил разрешение диспетчера на взлет и вскоре уже был в воздухе.
Странная штука воздух. Многим кажется, что раз он прозрачен, то вовсе не существует. Так сказать, невидимое нереально. Но воздух – материя плотная, эластичная и оказывающая сопротивление. Чем сильнее ты на него давишь, тем тверже он становится. Воздушные течения посильнее морских приливов-отливов, а иные небесные водовороты пострашнее пути между Сциллой и Харибдой.
Когда я впервые взлетел в воздух, я попытался представить себе самолет подводной лодкой, а воздух водой. И там и там ты поднимаешься, опускаешься, болтаешься из стороны в сторону в среде неведомой, но вполне ощутимой. Потом я решил, что, если бы наше зрение было устроено иначе, мы смогли бы отчетливо различать азот и кислород в прозрачном воздухе, а также водород и кислород в прозрачной жидкости, именуемой водой.
После этого я счел пластичность воздушной субстанции чем-то само собой разумеющимся и перестал об этом думать.
Путешествие в Ислей оказалось сплошным удовольствием. К этому времени я уже набрался опыта настолько, что вел самолет так же легко, как автомобиль. Погода была отличная, карта под рукой на пустом пассажирском сиденье, маршрут тщательно разработан, и оставалось только наслаждаться полетом. Я любил быть в одиночестве. Особенно мне нравилось быть одному в крошечной, шумной, трудолюбивой скорлупке с мотором, делающим двадцать пять тысяч оборотов в минуту, на высоте четыре с половиной тысячи футов над уровнем моря, в скорлупке, двигавшейся со скоростью сто десять миль в час на северо-запад в сторону моря и одного из шотландских островов.
Я без труда отыскал Ислей и настроил рацию на частоту аэродрома Порт-Элен. Я сказал:
– Диспетчерская аэропорта Порт-Элен, это «гольф-альфа-ромео-кило-ноябрь», – вы меня слышите?
– «Гольф-кило-ноябрь», добрый день, – услышал я голос с шотландским акцентом, – милости просим.
– «Кило-ноябрь» подходит с юго-востока, дистанция пятнадцать миль. Прошу разрешения на посадку.
Получив разрешение и соответствующие инструкции, я сделал круг над летным полем, вырубил двигатель, поймал ветер и спланировал на скорости восемьдесят миль в час на посадочную полосу, после чего подрулил к диспетчерской и доложил о прибытии.