Выбрать главу

Рахиль меня смущала. Она наблюдала порой за мной молча, исподтишка, как бы меня изучая и осуждая.

— Вы к Соне? — спрашивала она меня, когда я приходил к Хозаровичам. — Где вы были вчера? У Елочки? Ходили ко всенощной? У вас большой сегодня праздник? Поздравляю. А я думала, вы с Елочкой провели вечер. Вы дружны с нею. Елочка почти совсем взрослая, скоро будет носить длинные платья… — Мы усаживались в палисаднике на скамью… — Интересно, за кого Елочка может выйти замуж, — любопытствовала Рахиль и раскрывала пухлые, пунцовые губы.

Пауза…

— После семинарии вы сделаетесь священником. Священники все женятся.

— Я никогда не сделаюсь священником: я не верю в бога…

Рахиль улыбнулась, снисходительно на меня поглядела. У нее были крохотные ноги, в коричневых туфельках. Она ими слегка болтала, не доставая немного до земли.

— Все так говорят, а потом все женятся и выходят замуж. Вы тоже женитесь.

Я смолчал. Она искоса поглядела на меня, ожидая ответа; не дождавшись, сильней заболтала ногами, мускулы на лице у нее задрожали.

— А я, по-вашему, красивая?

— Очень красивая, — сказал я помедлив, угрюмо и грубо, давая, должно быть, понять, что не склонен продолжать сомнительный разговор.

Рахиль покраснела, губы у нее задрожали. Она еще сильнее стала задыхаться. Я не знал, куда деться, что делать с собой.

— А чем я красивая? — выговорила Рахиль еле-еле, с трудом шевеля губами и вся сжимаясь. Она зажмурилась.

«Зажмурюсь и я», — решил я с отчаянием, зажмурился и мрачно пробормотал:

— Не знаю; всем красивая…

Открыть глаза или еще посидеть зажмурившись? — Открыла «она» глаза или не открыла?

— А я красивее Сони и Елочки? — едва расслышал я лепет Рахили.

Она сидит зажмурившись, и я буду сидеть зажмурившись.

— Пожалуй, вы красивее их.

Мы одновременно открыли глаза, но притворились, будто не заметили, что каждый из нас зажмуривался… Уже с более спокойным видом Рахиль сделала гримаску.

— «Пожалуй»… Очень вы уж важный…

С балкона в палисадник спускалась мать Рахили.

— Что же вы, дети, не отзываетесь? Пора ужинать…

…Я решил, что я влюбился в Рахиль. Смущали ее годы…

Можно ли влюбляться в двенадцатилетних? Припомнились прочитанные романы. Утешительного ответа я в них не нашел. Но вот Витька Богоявленский влюблялся и в десятилетних и даже имел с ними предосудительные делишки. Витька привирает. Это верно, но есть же и доля правды в его рассказах. Я подумал о тайне пола и о Рахили и даже вздрогнул, до того невозможным, немыслимым представилось мне то, что бывает между мужчиной и женщиной, если «это» отнести к Рахили. Было обидно и за себя и за Рахиль. И в то же время я чувствовал смущение, томление, трепет. Какая-то властная сила, сильнее меня, меня не спрашивая, заставляла мучиться, раскидывала обольстительные и жаркие картины, и в них Рахиль являлась грешницей. Потом я каялся перед собой: воспитанный в духе христианских начатков и правил, лишенный в бурсе естественного, простого общения с другим полом, я осуждал себя и за увлечение Рахилью и еще больше за свои нечистые помыслы, хотя «это» и представлялось мне нездешним счастьем, выше, сильнее которого нет и ничего не может быть на земле.

С трудом преоборол я себя, но, преоборов, опять задичился и Рахили, и Сони, и Ёлочки. Несколько дней я не выходил на прогулки, а когда, не выдержав, вышел, то при первом же разговоре с Рахилью был до того невежлив, угрюм, груб, ненаходчив, что она отошла от меня.

Скоро мы помирились. Спустя неделю нас застала во время прогулки гроза. Елочка, Соня, казак и реалист укрылись в сторожке. Рахиль и я спрятались под небольшим железнодорожным мостом. Слева за рощей во тьме гневно блистали лиловые молнии с гигантскими вспыхами. Гром грохотал и низвергался грузными и мощными раскатами. Пошел крупный черный дождь. Рванул одичалый ветер, закрутился, засвистал в ушах, застонал в проводах, сгинул бандитом в мокрых кустах и неприветных полях… Дождь прекратился. Тяжелая глухая тишина повисла над землей. Рахиль куталась в легкую шаль; волосы у Рахили растрепались, она наспех их оправляла. По щекам скатывались крупные темные капли. Вдруг хлынул ослепительный грозный свет, над самой головой треснул бесноватый удар, раскатился, шарахнулся, разбился, рухнул грудой глыб и осколков. Рахиль вздрогнула и бессознательно прижалась к моему плечу.