Ну не обидно ли всё это выслушивать! Дедушка не так говорил. Полегче. Помягче. А не так: «вредитель», «сничтожить», «не водиться». Умники заявились: всё видели, всё знают, всех без разбора и проверки, — жуликами! Бабочек им лови для их удовольствия!
— А наш Кузя не такой, — с вызовом выкрикнула. Уля. — У нас ничего не изгрыз, и проса вашего и гороха не трогал. И вовсе никакой он не вредитель! Он в лесу живёт. Орехи и грибы ест. И ягоды. А хлеб и кашу мы ему сами. А если у белки гриб с ветки смахнёт, то пусть белочка не зевает. Верно, Лерка?
— Он у нас смирный, — помедлив, подтвердила Лера. — В своей норке живёт, никуда не бегает. Поест и спит. А так — кто его знает… Вон там он живёт, под деревьями. Хотите посмотреть?
Почему ж не посмотреть — показывайте!
Мальчики, дружно управляясь, сдвинули в сторонку одну из колодин, приподняли тяжёлые мохнатые ветки. Маврик с Лавриком присели на корточки перед узким, с малый огуречик, входом в бурундучью норку. И будто выглядывали через неё Кузину квартиру и самого Кузю.
— Вон туда ход-то идёт, повдоль, — сказал Маврик. — Под корень той сосны… Соображает!
Мальчики очистили небольшую площадку от веток, ещё шире раздвинули лесины. Нелёгкая работёнка, попотели. Посвободнее стало у норки. Только лучше это для Кузи или нет? Теперь и кабан и медведь сразу заметят, где Кузя живёт. Ну ладно, сами ребят позвали, посмотрят и сдвинут всё на прежнее место, как было.
А зачем они расшагались над норкой?
К чему растяжками пальцев обмеривают крышу-потолок над Кузиной квартирой?
— Вы чего тут? — не выдержала Уля и придвинулась поближе к круглой дырочке в земле. — Чего вы растоптались? Напугаете Кузю. Поглядели и давайте укладывайте всё на место!
Лаврик присвистнул тоненько, пронзительно, совсем по-бурундучьи:
— А зачем укладывать! Мы сейчас попользуемся! Там у него, у полосатого, знаешь, сколь припасов? Лукошко подставляй, до самого верху нагребём! Он не промах, ваш Кузя, да и мы с головой. Отойди-ка, Ульяша, а то как бы тебя не задеть!
И он приподнял свою заострённую палку, чтобы со всего маху вдарить по отщелине и разворотить норку.
Не тут-то было! Уля, сверкнув глазами, вцепилась обеими руками в повисшую над норой палку, Лера, чуток помедлив, решительно ухватилась за дубинку Маврика. Лера-то молча, руки у неё толстые, крупные, крепкие. А вот Уля, не веря в свои силёнки, заголосила звонком будильника:
— Не трогайте! У-у! Кузю! Наш! Кузя! Не смейте! Кузин дом не трожьте! И Кузю! У-ю-ю?
Лаврик, оглушённый Улькиным рёвом, потихоньку тянул к себе палку. Маврик застыл, широкое его лицо побледнело — он и не собирался бороться с Лерой. А Гаврик завертелся волчком на одном месте, и шляпа-волосянка вертелась с ним вместе, будто бешеный гриб.
— Да вы что, девчата, остыньте! — сказал наконец Маврик, придя в себя. Спокойно заговорил, рассудительно: — Да затихни ты, Уля! Мы ж без вас не тронем. Мы ж не для себя. Вместе щёлкать будем орешки. Орех-то у бурундука во какой: отборный, крупный, один к одному. Не первую нору раскапываем. Ну чего вам этот Кузя сдался, герой какой!
— Не хочу орехов! Не хочу отборных! Пусть Кузя ест! Не дам! Вот только попробуйте! Сейчас укушу!
И она, ощерившись, наклонилась к рукам Лаврика, и тот тотчас выпустил палку. Стоя у норки, Уля неловко размахивала слишком длинным для неё оружием.
— Ну и чудна́я девчонка! — улыбнулся, сразу сдавшись, Маврик. — Золотой, что ли, ваш Кузя? Мы этих вредителей сотнями… Палками глушили на полях! Была бы полезная животина… А этих чего жалеть! Да не тронем, не тронем, не орудуй дубинкой!
— Всё равно не убережёте! — ехидно-досадливо сказал Лаврик. — Вот помяните. Иль медведь, иль кабан расчухают. И орехи сгрызут и самого Кузю задавят! Такое у тебя будет у-ю-ю! Эх вы, маменькины дочки, а ещё к нам в тайгу заявились! Делать вам тута неча!