Люди, помогающие жить
Что представляет собой актер?
Безумец или здравомыслящий?
Страсть
Игра
Реализм, упорство, терпение
Поиски собственного стиля
Как добиваются признания
Самое трудное: победить себя
Символ: Мсье Как Все
Мораль добродушия
Знать бы, чему смеешься...
Смеяться или плакать?
О соленой шутке и вульгарности
Миллионы друзей
Тактичное вторжение в личную жизнь
Актер и человек
Все та же страсть
От Дон-Кихота к Санчо Пансе
Франсуа Кавильоли. Бурвиль и его долгая
борьба со смертью
Фильмография
1946. Не так глуп (Pas si bete).
1947. Белый как снег (Blanc сомме neige).
1948. Через окно (Par la fenetre).
1948. Сердце на руке (Le coeur sor la main).
1949. Микетт и её мама (Miquette ет sa mere).
1950. Король жандармов (Le roi pan-dore).
1950. Избранник Мадам Гюссон (Le ro sier de м-ме husson).
1950. Невидимка (Le Passe-MuraiNe).
1951. Один в Париже (Seul dans Paris).
1952. Харчевня "Нормандская Дыра" (Le Trou Normand).
1953. Три Мушкетера (Les Trois Mgusquetaires).
1953. Если бы мне рассказали о Версале (Si versailles Мeтаiт conte).
1954. Первоапрельская шутка (Poisson d'avril).
1954. Связанный по рукам и ногам (Le fil a la patte).
1954. Кадет Руссель (Cadet-Rousselle).
1955. Гусары (Les Hussards).
1956. Техасская Серенада (Serenade au Texas).
1956. Через Париж (La traversee de Paris).
1956. Певец из Мехико (Le chanteur de Mexico).
1957. Отверженные (Les Miserables).
1958. Двустворчатое зеркало (Le miroir adeux faces).
1958. Странное воскресенье (Un drole de dimanche).
1959. Дальняя дорога (Le chemin des ecoliers).
1959. Горбун (Le Bossu).
1959. Зелёная Кобылка (La Jument Verte).
1960. Хвастун (Le Capitain).
1960. Ноэль Фортюна (Noel Fortunat).
1961. Все золото мира (Tout for du monde).
1961. Замотанный человек, или радости городской жизни (Le tracas-sin, ou les plaisirs de la ville).
1962. Самый длинный день (The longest day).
1962. Красные штаны (Les culottes rouges).
1962. Веские доказательства (Les bonnes causes).
1963. Странный прихожанин (Un drole de paroissien).
1963. Денежки Жозефы (Le Magot de Josefa).
1963. Только на масле (La cuisine au beurre).
1964. Большой страх (La grande frousse).
1964. Разиня (Le Corniaud).
1965. Тайная Война (Guerre Secrete).
1965. Большая Касса (La Grosse Caisse).
1965. Луженые Глотки (Les Grandes Gufules).
1966. Трое Бездельников (Trois enfants dans le desordre).
1966. Большая прогулка (La grande vadrouille).
1967. Семья Арно (Les Arnaud).
1967. Велогонщики (Les Cracks).
1968. Большая стирка (La grande lessive).
1968. Мозг (Le cerveau).
1969. Рождественская елка (Larbre de noel).
1970. Красный круг (Le cercle rouge).
1970. Эталон (L'etalon).
1970. Атлантический вал (Le mur de latlantique).
Введение
Имя Бурвиля знакомо кинозрителям многих стран мира, знакомо и любимо ими. Это стало особенно очевидно после смерти "доброго и веселого Бурвиля", "нашего друга Бурвиля", как его часто называли. Книга французской писательницы Катрин Клод не претендует на искусствоведческий анализ. Жанр ее трудно определить, ибо в книге естественно сочетаются и дополняют друг друга впечатления от встреч с актером и записи бесед с ним, репортаж и библиографический рассказ, мемуары и размышления. Скорее всего, это портрет, но не столько Бурвиля-актера, сколько Бурвиля-человека, к которому автор относится с пониманием и восхищением. Но авторы будущей монографии не смогут пройти мимо наблюдательных и умных заметок Катрин Клод, а сегодняшние читатели благодаря ее острому журналистскому перу лучше поймут личность и творчество человека, который и после смерти заставляет и смеяться и плакать, сидя в темных залах кинотеатров. Быть может, в своем увлечении Бурвилем-человеком Катрин Клод несколько преувеличивает масштаб его таланта. Нет, это не Чаплин и даже не Мишель Симон. Дарование Бурвиля куда скромнее. И все-таки оказалось, что он нужен современному зрителю, этот как будто неяркий и не очень забавный комик, нужны его доброта и смешная удачливость.
В своей книге Катрин Клод замечает, что об игре Бурвиля трудно писать. Как он играет? Да никак, ничего особенного, скорее всего, он всегда остается самим собой. Это верно. Как комический актер Бурвиль не знает каких-то особенных приемов. У него нет "фирменных блюд". Бурвиль играет без нажима. Сам Бурвиль в июле 1967 года, когда он был гостем Московского кинофестиваля, говорил: "Главное для актера -искренность. Соглашаться на роль надо только в том случае, если она вдохновляет. Откуда во мне этот дар смешить людей и в чем он? Не знаю. Скорее всего, это подарок судьбы. Я помню, что еще в детстве для меня было страстью смешить, я опьянялся смехом, и это опьянение передавалось другим. Наверное, существуют какие-то флюиды, идущие от меня к публике. У другого те же действия могут быть несмешными, а почему - кто знает? Я думаю, это все-таки дар провидения... Я люблю жизнь во всех ее проявлениях, я оптимист по природе и крестьянин по происхождению. Я все делаю сам, и на моих руках не проходят мозоли. Если бы не эти два качества, я не смог бы работать в искусстве". Книга Катрин Клод вышла во Франции еще при жизни актера. Издательство решило дополнить ее статьей Франсуа Кавильоли, рассказывающей о последнем периоде жизни Бурвиля.
Люди, помогающие жить
При первой встрече с Бурвилем, состоявшейся в 1962 году в Деревне Иль-де-Франс, где идут съемки фильма по одному из моих романов ("Денежки Жозефы"), он мне почти незнаком. Я не хожу в театры на Бульварах, редко слушаю радио, не слежу за светской хроникой в газетах. - Наконец, что касается кино, я предпочитаю фильмы таких режиссеров, как Рене, Годар или Антониони.
Бурвиль ассоциируется у меня с эстрадой - он певец, комик. "Почтовые открытки" и "Карандаши"*. Это хорошо. И все же в моей памяти, как гвоздь, застряло воспоминание о фильме "Через Париж", точнее, последний его эпизод, когда Гранжиль и Мартен снова, уже после войны, встречаются на вокзале. "Ты по-прежнему таскаешь чемоданы?" - с дружеской иронией спрашивает Гранжиль, стоя на подножке спального вагона. "Увы, чужие", - отвечает ему Мартен, который в войну промышлял на черном рынке, а теперь опять стал носильщиком. Приоткрыв рот, с удивлением во взоре, взволнованный воспоминанием о драматической ночи, когда они вместе несли через весь город разрубленную на куски тушу свиньи, ночи, закончившейся арестом его одного, Мартен поднимает глаза на своего бывшего напарника. Уже тогда тот был на стороне хозяев положения и сейчас разъезжает в спальных вагонах; а вот он только смотрит вслед отъезжающим поездам. Мартен прекрасно разбирается, что к чему. И тем не менее он улыбается. Ни затаенной злобы, ни горечи. Перед нами мягкий, покладистый человек, который, несмотря на все переживания, не утратил душевности.
(песенки из репертуара Бурвиля (здесь и далее прим. пер.))
Я помнила этот лучистый взгляд Бурвиля, но больше я ничего не знала о нем. Разумеется, он будил во мне любопытство. Но, признаюсь, не такое сильное, как Пьер Брассер или Анна Маньяни, занятые в этом же фильме.
Затем я попадаю на площадь, где реальные дома перемежаются с декорацией, в толпу людей, помогающих или участвующих в работе над фильмом. Снимается Анна Маньяни, и все смотрят на нее. Смотрю и я... Бурвиль тоже здесь, рядом со мной, но его я не вижу. Он так мало отличается от персонала съемочной группы и зевак, так слился с ними, что, если бы мне не показали, я бы его и не заметила.
Быть может, я уже встречала его и не узнавала, так как ничто в нем не приковывает к себе взгляда. Вот Брассера я бы узнала. Кинозвезды всегда окружены каким-то ореолом, как будто уже одно сознание, что они должны выделяться, описывает некий магический круг, не позволяя приближаться к ним вплотную.
Возможно, они чувствуют, что на них всегда смотрят, что им не пройти незамеченными, и даже тот, кто не знает их в лицо, невольно спросит себя "кто бы это мог быть?". С Бурвилем ничего подобного. Он сливается с безымянной толпой, потому что черты его лица ничем не примечательны, а поведение не привлекает к себе внимания. Поэтому какой-нибудь зевака, никогда не видевший его фото, мог бы запросто вступить с ним в разговор... И мы находились в двух шагах друг от друга, но я не замечала его, пока мне не показали, - он стоял, руки в карманах, и смеялся со всеми наравне. Потом кто-то указал ему на меня, он обернулся и протянул мне руку. Знакомство состоялось, но ему нечего сказать. Мы говорим общие фразы и продолжаем наблюдать за игрой Маньяни. Нечего сказать... Это не совсем так: почти тут же он принимается