Наконец медсестра позвала нас в единственный кабинет, где горел свет. За столом сидел врач. Тогда он показался мне совсем взрослым мужчиной, но позже я поняла, что ему, наверно, и тридцати не было.
– Что у вас? – отрывисто и даже грубо спросил он.
Я стала бессвязно рассказывать обо всем, что сегодня случилось.
– Боль какого характера? – перебил врач.
Измотанная своими страданиями и суровостью врача, я не сумела сдержать дрожание губ и расплакалась.
– И чем твои слезы помогут?! Давай на кушетку, подними кофту, приспусти штаны. Не реви! Взяла себя в руки и начала отвечать на мои вопросы, поняла?
Я кивнула. Врач начал трогать мой живот, и я вся сжалась от боли.
– Здесь больно? И здесь? Живот как доска… Операции были когда-то? Что это за шрам?
– Были, – тихо подала голос мама. – Заворот кишок в девять месяцев, резали.
Врач вздохнул, велел подниматься, потом сел за стол, потер глаза и крикнул медсестре:
– Рентген и УЗИ брюшной полости! Поживее!
Кое-как поднявшись, я медленно пошла за медсестрой. Врач шел следом. Когда мучения обследований закончились и я вышла к родителям, не желая уже ничего, кроме спокойствия и сна, врач начал объяснять, как та давняя операция повлияла на мое нынешнее состояние.
Он долго говорил с родителями, но я почти ничего не помню из этого.
Наконец, он сказал:
– Мы ее оставим, прокапаем. Если в ближайшие пару часов не отпустит, нужна будет операция.
Дрожь в теле усилилась. Я увидела испуганные лица родителей и если бы не была вымотана болью, то точно расплакалась бы. Это уже не простуда и не легкое отравление. Я и правда могла лишиться жизни. И это осознание словно парализовало меня. Хотя я могла идти за медсестрой в палату, укладываться на кровать, наблюдать, как мне ставят капельницу, отвечать на вопросы врача и родителей, внутри душа будто застыла, заледенела. Все мышцы напряглись, слух обострился, словно я была в темном лесу и в любой момент на меня мог наброситься медведь.
Родители уехали домой, чтобы собрать для меня вещи, я осталась одна.
Часы на стене показывали два часа ночи.
Наступала самая долгая и страшная пора ночи, окончания которой каждый страдающий человек ждет так сильно, словно с первыми лучами солнца придет и облегчение. Дрожа от страха, не в силах совладать с ознобом, я лежала, внимательно прислушиваясь к себе в надежде, что боль вот-вот начнет утихать.
Операция…
Холодное острое бело-зеленое слово, от которого пахнет спиртом. Она не могла случиться со мной, казалось мне. Ведь я была так счастлива сегодня.
2:15.
2:30.
2:40.
Хотелось спать, но боль не утихала, мешая мне даже на секунду забыться сном. Видимо, все же я задремала, потому что вздрогнула, когда открыла глаза и увидела перед собой врача. Я не заметила, как он пришел.
4:10.
Врач, все тот же молодой и грубый, еще раз пощупал мой живот.
– Не легче? Вижу, что нет. – А затем, без всякого промедления, будто выстрелил: – Надо оперировать. Сейчас попрошу твоих родителей подписать согласие, и поедем в операционную. Медсестра тебя подготовит.
Измученная болью, я смогла только кивнуть. Глубоко в груди стояли слезы, но сил выплакать их у меня не было. Руки похолодели и вспотели от страха, когда в палату вошел хмурый сонный анестезиолог и начал спрашивать меня об аллергиях.
Неужели это все правда?
«Господи, как же я была счастлива утром…»
– Я вас на хрен всех уволю, ясно вам! Вы какого черта с нее украшения не сняли перед операцией! Второй раз из-за какой-нибудь сережки вы ее будете резать?! Где вас понабрали!..
Я узнала голос моего врача. В закрытые глаза бил яркий свет. Пошевелиться или что-то сказать я не могла. Вдруг в затуманенное сознание проникло страшное предположение: операция вот-вот начнется, а я в сознании. Истерика забилась в груди, но, как я ни старалась, власти над своими руками и ногами у меня не было.
Очень скоро я снова провалилась в сон.
Я открыла глаза, и первое, что почувствовала, – невозможность сглотнуть и сделать вдох. В груди снова забилась истерика, а руки и ноги похолодели. Рука потянулась к горлу, но оказалось, что меня привязали. Потеряв весь разум от ужаса, я стала мычать. Прибежала медсестра.
– Это что такое! – возмутилась она.
Я мычала и глазами указывала на трубку.
– Убирать нельзя, – сказала медсестра, – ты без нее дышать не сможешь.
Все еще в ужасе, я продолжала мычать.
– Ладно, давай попробуем.
Она подошла ко мне, и я почувствовала, как из горла постепенно уходит неудобство. Но сделать вдох не смогла. Глаза мои расширились от ужаса, я снова замычала. Медсестра тут же вернула трубку в горло.